Эдди Штерн - One simple thing: почему йога работает? Новый взгляд на науку йоги

Наши истории делятся на две основные категории: о том, что нам нравится, и что нам не нравится.

Как сказал Третий Дзен Патриарх в своих «Записях о вере в ум» :

Болезнь ума – это авидья, незнание своей природы; наши мнения – это асмита, ложная история о самом себе; асмита определяется нашими предпочтениями: рага и двеша.

Рага и двеша – это привязанности. Когда нам что-то нравится, мы привязаны к своей симпатии, когда нам не нравится какая-то вещь, мы привязаны к своей антипатии. Мне нравится кофе, я не люблю зеленый чай; мне нравится йога, а бокс – не особенно. Если что-то наполняет нас удовольствием, то другое, возможно, наполняет нас чувством отвращения или ощущением превосходства. Иногда мы пытаемся смягчить неприятие и говорим что-то вроде: «Эта песня/еда/человек не для меня…» В то же время мы точно так же уверены, что другие вещи совершенно точно для нас. Мы часто думаем, что привязанности – это то, что нам нравится, но те вещи, которые мы не любим и твердо намерены продолжать не любить, – это тоже привязанности. Неприятие чего-либо может доставлять нам огромное удовольствие! Не стоит думать о том, что удовольствие – это хорошо, а отвращение – плохо. И то и другое является привязанностью к способам, которыми мы питаем ложное чувство своей индивидуальности и утверждаемся в ней.

Другой вариант – развить равнозначную привязанность ко всему и всем. Однажды я навещал своего друга, философа из южной Индии Перумала Раджу. В своих философских рассуждениях с ним я мимоходом упомянул непривязанность. Он рассмеялся и сказал: «Я не верю в непривязанность и предпочитаю иметь одинаковую привязанность ко всему, что вижу во Вселенной Господа, хорошему и плохому». Я был шокирован этим заявлением. Оно противоречило всему, что я слышал в мире йоги до этого момента. Он говорил о том же, что и третий патриарх дзен: «Когда нет ни любви, ни ненависти, все становится ясным и явным».

Пятая причина, по которой наша истинная природа скрыта от нас, – это страх. Страх коренится в асмите, потому что неведение заставляет нас крепко держаться за свою идентичность. Человек так же хватается за бревно или протекающую лодку, оказавшись посреди океана. Мы думаем где-то в глубине себя: «Если не эта идентичность, тогда кто же я?» Часто слово «абхинивеша» переводится как «страх смерти», но Свами Харихарананда оспаривает это. Он заявляет, что страх смерти не является самым сильным, потому что жизнь и смерть в индуизме являются непрерывным естественным циклом. Смерть – не конец. Все наши не доведенные до логического конца действия под видом самскары должны принять новую форму, чтобы прийти к разрешению. Получается, ничто не рождается и не умирает, просто природа меняет форму. Мы боимся не смерти, а того, что она означает для нас. Мы боимся уничтожения чувства идентичности. Мы боимся исчезновения, а не цикла рождения и смерти. Жизнь и смерть – это континуум, они вечно связаны. А исчезновение – это навсегда. Возврата нет.

Упразднение чувства, что мы существуем, схоже с выхватыванием ковра из-под ног. Если мы не существуем, то кто мы, где мы, и что все это такое? Невероятный сон? Огромная иллюзия? Если так, то в чем смысл восприятия и переживания такого количества разнообразных состояний? Любовь, ненависть, боль, удовольствие, страх, привязанность, ревность, сострадание, ожидание, надежда, уверенность, замешательство… Если все это только сон, грандиозная иллюзия, в чем смысл? Об этих важных вопросах стоит задуматься. Но где именно мы переживаем все эти чувства, мысли и эмоции?

Мы переживаем их внутри нашего ума, где происходит мышление. Все наши мысли основаны на прошлом опыте, на непрерывном получении опыта. Значение этого непрерывного процесса, согласно «Йога-сутрам», состоит в напоминании, что мы сознательны. Мир, по словам Патанджали, существует для обретения знания и освобождения. Это означает, что наше восприятие может направиться вовне для получения опыта и знания или вовнутрь, в ощущение себя, чтобы «достичь» освобождения. Когда мы воображаем, что наш опыт абсолютно реален, что он является неизменной и истинной реальностью, наше сознание теряется в историях и иллюзиях, которые мы рассказываем сами себе. Когда мы стараемся сознательно увидеть эти истории как бесконечно меняющиеся, наше сознание обращает взгляд к самому себе сквозь экран ума и видит себя наблюдателем этих историй.

Йога – это практика самоисследования. Авидья и асмита наиболее проявлены, когда мы не пытаемся заглянуть внутрь себя ради того, чтобы увидеть преходящую природу личной истории. Эта персонализированная история и внутреннее ощущение себя становятся как бы одним целым, и тогда все наши знания и есть наша история! Если я не знаю своей природы, я держусь за свою идентичность, а это порождает страх. С исчезновением моей идентичности прекратится и мое существование! Нет перерождения, нет континуума, только исчезновение. Это действительно страшно. С развитием внутренней осознанности чувство «я есть» становится устойчивым. Опоры, на которых стоял страх, исчезают. В чистоте истинного «я» нет страха, даже его тени, потому что бытие существовало задолго до появления концепции страха или мысли о нем.

Ученые, философы и йогины всех мастей столетиями искали экран, на который проецируется воспринимаемый опыт, и то место в нашем уме, где содержатся все воспоминания. Нейробиологи говорят, что мысли и воспоминания – это работа синаптической передачи импульсов внутри головного мозга. Йогины утверждали, что взгляд через призму логики никогда не позволит добраться до необходимой глубины. Для логики важны измерения, логика – еще одна история внутри истории, о которой мы говорим, «пытаясь разобраться, что к чему». Экран, на который проецируются все возможные измерения, – это сознание. А оно существует вне измерений. Оно безгранично. Это бытие без каких-либо дополнений. Оно никогда не рождалось, оно не умирает, бытие просто есть. И это «есть» – та самая часть нас, которая является настоящей сутью, истинным чувством того, что «я существую», «я есть». Оно имеет предназначение, наполнено своим собственным смыслом, выраженным в этом величественном творении, неотъемлемой частью которого являемся все мы. Это чувство не может быть уничтожено, оно всегда внутри нас. Это то чувство, за которое держался Виктор Франкл и многие другие во времена Холокоста. Это чувство помогло им выжить. Это то чувство сострадания, за которое держались тибетские монахи, которые были взяты в плен китайскими захватчиками. Оно помогло им не предаться ненависти и не вовлечься в замкнутый цикл враждебности. Они испытывали сострадание по отношению к тем, кто ограничил их свободу. Это то чувство, за которое держится каждый, кто был лишен свободы, заключен в тюрьму или травмирован, чтобы сохранить достоинство, это бытие. Это не наша индивидуальность, это все мы вместе, одновременно.