Фрэнсис Гальтон - Тест на ДНК. С чего все начиналось? О наследственности, изменчивости и эволюции

Объем этой книги не позволяет привести здесь характеристики всех лиц, имена которых вошли в эту генеалогическою таблицу. Все, что я могу и должен сделать, – это привести ближайших родственников судей и показать, что все это – люди несомненно даровитые, что своим положением они обязаны не одним подкупам и что полученная ими известность не есть дело случая. Я сделаю это охотно, хотя, быть может, в настоящем случае моя гипотеза представится в невыгодном свете, потому что Фрэнсис Норт, лорд хранитель печати, 1-й барон Гильфорд, по своему значению равный или почти равный лорду канцлеру, в особенности представляет собою личность, подвергавшуюся сильным нападкам и осуждениям со стороны современных авторитетов. В опровержение моей теории могут сказать, что факт достижения Нортом почетного звания лорда хранителя печати показывает невозможность принимать это достижение высших должностей за критерии способностей, что при его избрании играли главную роль подкупы и что в наследство ему досталось только знатное имя, а не природные дарования; то же может быть сказано по отношению ко всем членам этого или другого семейства. Замечание это представляется настолько существенным, что на него нельзя ответить простыми опровержениями, и поэтому я должен заняться анализом характеров и войти в несколько большие подробности. Я уверен, что после этого многие читатели вернее оценят значение наследственности и убедятся, что часто природные дарования составляют неотъемлемую принадлежность известных семейств.

Фрэнсис Норт, лорд хранитель печати, имел пять братьев и одну сестру. Жизнь троих из братьев нам хорошо известна по превосходным биографиям, составленным четвертым братом, Роджером Нортом. В родословном дереве легко видеть место, занимаемое братьями Норт в семействе Монтегю. Они приходятся в третьем из тех поколений, о которых я только что говорил, именно в том поколении, в котором это семейство получило герцогство, два графства и два баронства. Предки их отца в пяти поколениях по восходящей линии были люди известные своею ученостью. Первый лорд Норт, живший при королеве Елизавете, был знаменитым законоведом. Сын его, бывший посланником, человек весьма способный, женился на дочери лорда канцлера Рича; сын этого сына, не доживший до пэрства, женился на дочери судьи, а его пра-пра-правнуками (промежуточные представители этой линии, люди более или менее замечательные, но мне мало известно об их браках) были вышеупомянутые братья Норт.

Отец этих братьев был четвертый барон Норт. Он был литератором и в числе других сочинений оставил жизнеописание родоначальника своей фамилии, о котором говорит, что это был человек замечательно добродетельный, бережливый и воздержанный. Сочинения его не отличаются таким блестящим слогом, как сочинения его отца, человека, судя по описанию, весьма пылкого и остроумного, поэта и прозаика вместе. Поэмы его удостоились похвалы Вальполя. Мать этих братьев, Анна Монтегю, описана своим сыном как образец добродетели и мудрости. По моему мнению, те непохвальные качества, которыми отличались трое из братьев Норт, т. е. бесчестность лорда хранителя печати, мелочная бережливость и склонность к торгашеству, проявлявшиеся в различных формах в лорде хранителе, известном финансисте и начальнике коллегии Св. Троицы, – перешли к ним от четвертого барона Норт. Я не могу не обратить внимания на эти качества, так как они представляют собой выдающиеся черты характеров братьев Норт и играют важную роль в их жизнеописаниях.

Говоря о лорде хранителе печати, я хочу сперва заняться темными сторонами его характера, так как следующий после разбора этих сторон труд будет приятнее и интереснее. В качестве общественного деятеля лорд хранитель подвергался беспощадным осуждениям. Лорд Кэмпбелл называет его самым ненавистным из людей, когда-либо державших в своих руках Большую Печать, и говорит, что он в течение всей своей жизни старался добиться повышений самыми низкими средствами. Епископ Бернетт называет его хитрым и лукавым, лорд Маколей обвиняет его в эгоизме, трусости и низости. Я не знаю ни одного писателя, который отозвался бы с похвалою о его общественной деятельности, за исключением его брата, питавшего к нему самую нежную привязанность. Но далее лорд Кэмпбелл признает за лордом хранителем необыкновенную любезность в близком домашнем кругу и соглашается, что та горячая, никогда не ослабевавшая привязанность, которая существовала между ним и его братом (пережившим его, чтобы стать впоследствии его биографом), отличается самым трогательным характером. При разборе его общественной деятельности моя главная цель – показать, что, несмотря на его недостойные поступки с целью достичь повышений, несмотря на то, что сильные связи, который были у него в высших сферах, сильно облегчали для него доступ к этим повышениям, – лорд хранитель, так же как и его брат, были люди замечательно даровитые. Епископ Бернетт говорит, что он не имел добродетелей своего предшественника (лорда Ноттингэма), но стоял выше его но своим способностями. Лорд Кэмпбелл не согласен с этим мнением и замечает, что «Ноттингемы родятся веками». (Я прошу читателя припомнить необыкновенные дарования, переходившая по наследству в семействах Ноттингема и Финча.) Маколэй говорит, что он обладал ясным умом, отличался большим трудолюбием, начитанностью, замечательными познаниями вообще, и более чем замечательным знанием законов. Брат лорда хранителя, Роджер, описывая его юность, говорит следующее:

«В нем в особенности достойно замечания то, что вместе с изучением права, которое обыкновенно считают поглощающим все время молодого человека, он продолжал заниматься и многими другими науками: историей, словесностью, языками. Поэтому из него вышел не только отличный правовед, но хороший историк, политик, математик, философ и, кроме всего этого, превосходный музыкант».

Младший брат его, сэр Дудлей Норт, быль человек чрезвычайно даровитый и сильный. Еще в юности он уехал в Смирну, где еще до сих пор добрые дела его не забыты и где он приобрел большое состояние; по возвращении же в Англии имел большое влияние в парламенте, будучи замечательным финансистом. В первой молодости в его характере была одна черта, достойная внимания, а именно: он еще в школе впервые показал страсть к барышничеству и плутням; впоследствии он запутался и попал в долга, которые принуждены были уплатить его родители; но наконец, сделав над собою громадное усилие, он до такой степени преобразился, что брат его заканчивает его биографию следующими словами:

«Если мне будет позволено высказать мое мнение о нравственной стороне его характера, то я скажу, что, несмотря на те уловки и ухищрения, который он употреблял в торговых сделках с целью выманить деньги от лиц, имевших с ним дело, я все-таки не считаю его скрягою. Что же касается до плутовства, в этом отношении он является уже вполне безупречным».