Фрэнсис Гальтон - Тест на ДНК. С чего все начиналось? О наследственности, изменчивости и эволюции

Чарльз, пятый лорд Норт, был старшим братом в семействе и наследовал титул. В этой личности, против моего ожидания, я не мог найти признаков особенной даровитости, но его дочь, Дудлея Норт, литературные вкусы которой до странности совпадали со вкусами ее дяди – доктора Джона, является уже замечательной личностью. По словам Роджера, «она изнурила себя занятиями, но зато ознакомилась в совершенстве не только с латинским и греческим, но и с восточными языками». Дудлея Норт умерла рано и оставила после себя ею самою составленную прекрасную библиотеку восточных писателей.

Я закончу описание членов этого семейства следующими словами из предисловия их биографа: «Действительно достойный замечания факт, что в столь многочисленном, широко рассеявшемся стаде, как семейство Дудлея лорда Норта, не было ни одной худой овцы».

Ближайшим родственником Нортов по боковой линии, со стороны Монтегю, был Чарлз Гэттон (Hatton), их двоюродный брат (first cousin). Роджер Норт три раза упоминает о нем в своих «Жизнеописаниях» и всякий раз называет его «несравненный Чарльз Гэттон». Мы не знаем, что подало повод к такому отличию, но думаем, что то уважение, с каким Роджер Норт относится к заслугам Гэттона, дает нам право поместить его в числе других даровитых членов семейства Монтегю.

Я приведу еще только четырех родственников семейства Норт. Во-первых, дед их (great uncle), сэр Генри Монтегю, верховный судья Королевской Скамьи, получивший титул графа Манчестерского и приходившийся прадедом Джемсу Монтегю, канцлеру Шахматной Доски при Георге III, и дядей Уильяму канцл. Ш. Д. при Иакове II. Лорд Кларендон говорит о нем следующее: «Это был человек чрезвычайно трудолюбивый и способный к делу, сохранивший до самой смерти такую крепость духа, что многие из тех, которые знали его в более молодых годах, находили, что с годами способности его становились еще живее. Лорд Брум говорит, что, по признанию всех современников, дарования его являлись с тем же ярким и неизменным блеском в продолжение всего этого трудного времени. Он говорит также об остроумии, которое никогда не изменяло ему, и о мягкости характера, которой ничто не могло нарушить, как о качествах, одинаково свойственных и ему, и всему его семейству (в непосредственном смысле), которыми он значительно превосходил других людей. Замечательная характеристика лорда Норта, принадлежащая его дочери, лэди Шарлотте Линдсей и приложенная к биографическому труду лорда Брума, может служить достаточным доказательством высокой даровитости этой женщины.

Можно указать еще одно замечательное семейство юристов, состоящее в родстве с Нортами, но место которого в родословной последних мне неизвестно, именно семейство Гайдов, заключающее в себе знаменитого первого графа Кларендона. По-видимому, лорд верховный судья Гайд дружески интересовался лордом хранителем печати Фрэнсисом Нортом, когда этот последний был еще только начинающим адвокатом и давал понять о своем родстве с ним, называя его «cousin».

Недостаток места, но никак не материала, вынуждает меня закончить этот перечень даровитых родственников семейств Нортов и Монтегю. Но я уверен, что и сказанного мною достаточно для подтверждения моего мнения, приведенного выше, что природные дарования чрезвычайно высокого разряда наследовались значительным числом членов этого семейства, которые таким образом своей репутацией были обязаны именно этим дарованиям, а не поддержке своих родственников.

Другой способ убеждения в наследственности даровитости заключается в наблюдении того, насколько ближайшие родственники весьма выдающихся людей являются более выдающимися, нежели родственники более отдаленные. Таблица II отчетливо решает этот вопрос уже объясненным мною путем. Она показывает, что близкие родственники судей гораздо даровитее дальних, и даже настолько, что родство в четвертой степени не имеет уже никакого заметного влияния на даровитость. Столбец С моей таблицы составлен на основании следующих данных: оказывается, что 23-м из числа упомянутых судей приписываются многочисленные семейства, в которых средним числом было по четыре взрослых сына; об этих 11 судьях говорится только, что они «имели потомство» – допустим, средним числом по 1,5 сына в каждом семействе; а у остальных общее число сыновей принимается приблизительно до 128; таким образом, общий итог будет равняться 294. К этому надо прибавить, что в 9 случаях говорится только, что судьи были женаты, но не упоминается о том, были ли у них дети; наконец, про 31 судью нам остается неизвестным – были ли они в браке. Я полагаю, эти данные дают право заключить, что судья, в среднем итоге, имел по крайней мере одного сына, достигавшего такого возраста, в котором он мог бы сделаться заметным, если бы обладал достаточной для этого даровитостью. Можно увидать также, что каждое взрослое семейство состоит средним числом не менее, как из 2,5 сыновей и из 2,5 дочерей, следовательно, каждый судья имеет средним числом 1,5 брата и 2,5 сестры.

Из этих данных легко определить число родственников в каждом порядке. Так, племянники состоят из сыновей братьев и сыновей сестер, а мы предположили, что у 100 судей должно быть 150 братьев и 250 сестер, из которых каждый брат и каждая сестра средним числом имеют по одному сыну, – следовательно 100 судей будут иметь 150 + 250, или 400 племянников.

Я не стану утруждать читателя дальнейшими расчетами. Достаточно сказать, что я разделил общее число выдающихся родственников 100 судей на число родственников в каждой степени, и это деление дало мне столбец Д таблицы II; тот же столбец я изображаю в генеалогическом порядке на таблице III.

Следует заметить при этом, что таблица III относится только к прославившим себя семействам. Если бы мы привели ее в соответствие со столбцом Е таблицы II, в котором рассматриваются все судьи, независимо от того, имели ли они замечательных родственников или нет, тогда отношение между выдающимися родственниками в различных степенях родства осталось бы неизмененным, хотя абсолютное число уменьшилось бы приблизительно на одну треть.

Таблица III показывает несомненно, какое громадное влияние имеет близкий родственник для унаследования даровитости сравнительно с отдаленным. Говоря вообще, процентные отношения уменьшаются вчетверо с каждой отдаляющеюся степенью, как в нисходящей линии, так и в боковых. Так, если в первой степени родства процентное отношение было около 28, то во второй степени оно будет около 7, а в третьей 1,5.

Эта таблица удостоверяет еще другой факт, который обыкновенно считается маловероятным. Она показывает, что если мы обратим внимание на средние выводы из многих примеров, тогда частые капризы природы, при создании исключительных гениев, явятся скорее кажущимися, нежели действительно существующими. Талантливость обыкновенно не возникает внезапно и точно так же не исчезает разом; напротив того, она развивается постепенным и правильным отклонением от обычного жизненного уровня известной семьи. Статистика показывает, что существует правильное среднее повышение даровитости в поколениях, предшествующих высшей степени ее развития, и такое же правильное понижение в поколениях, последующих за этим моментом. В первом случае браки способствовали произведению талантливости, во втором же они были не способны поддержать ее.