Борис Жуков - Дарвинизм в XXI веке

Правда, как и в случае с панспермией, это не снимает вопроса о том, как возник тот или иной ген, а просто относит ответ на этот вопрос к другому объекту.

Область профессиональных интересов М. Шермана — исследование биохимических особенностей раковых клеток.

«Автор предлагает читателям мысль, что „лишние гены“ — это, на самом деле, не лишние гены, а просто они у этих организмов выполняют какую-то другую функцию. Что и говорить, это весьма мощная мысль. По степени наполненности информационным содержимым — примерно равная гаданию на кофейной гуще», — иронически пишет один из наиболее интернет-активных российских сторонников «теории разумного замысла», пытаясь защитить гипотезу Шермана от справедливой критики. Вероятно, по его мнению, эволюционно мыслящие ученые, едва обнаружив характерную последовательность нуклеотидов там, где никто не ожидал ее найти (или прочитав об этом в чужой работе), должны тут же, без дополнительных исследований определить, каковы ее функции в этом организме. Конечно, такое представление о безграничных интеллектуальных возможностях эволюционистов (тем более — в устах их непримиримого оппонента) очень лестно и граничит уже с их обожествлением. Но трудно избавиться от подозрения, что если бы априорное предположение о функциональности обнаруженного гена говорило бы в пользу «теории разумного замысла», тот же автор расценил бы его как «проверяемое предсказание». В способности делать которые он и его единомышленники эволюционной теории решительно отказывают (см. главу 20).

Когда зародыш плацентарного животного имплантируется в стенку матки, в организме матери появляются характерные признаки воспалительной реакции. Затем, после завершения формирования плаценты, симптомы воспаления исчезают, но в самом конце беременности воспалительная реакция вдруг возобновляется, приводя к отторжению плаценты и тем самым запуская процесс родов. У сумчатых, не имеющих плаценты, практически все взаимодействие материнского организма с зародышем после его прикрепления к стенке матки представляет собой обычную воспалительную реакцию. Эта фаза беременности у них чрезвычайно коротка — например, у американских опоссумов она длится меньше двух суток.

Николя Леонар Сади Карно (1796–1832 гг.) — выдающийся французский физик, один из основателей классической термодинамики, первооткрыватель закономерности, названной впоследствии Вторым законом термодинамики.

Гетеротрофы — живые организмы, неспособные самостоятельно синтезировать органические вещества из неорганических.

Некоторые микроорганизмы способны синтезировать органику за счет других, не связанных с Солнцем источников энергии: тепла земных недр, радиоактивного излучения и т. д. Оценки того, насколько велик вклад этих источников в общий энергетический баланс биосферы, весьма различны, но известно, что существуют довольно богатые и сложные экосистемы, основанные целиком на них (например, экосистемы, сложившиеся вокруг «черных курильщиков» — гидротермальных выходов на дне Мирового океана). Но и эти экосистемы, и все составляющие их организмы — системы безусловно открытые.

Так, в 1983–1984 годах советский физик Юрий Климонтович сформулировал и доказал так называемую S-теорему, описывающую снижение удельной (отнесенной к заданному значению средней энергии) энтропии системы по мере удаления от равновесного состояния. S-теорема Климонтовича — аналог знаменитой Н-теоремы Больцмана (устанавливающей неизбежность возрастания энтропии) для открытых неравновесных систем.

То, что Рауль приписывает дарвинизму тезис, за отсутствие которого эту теорию десятилетиями и веками критиковали другие ее оппоненты, само по себе производит странное и смешное впечатление. Невольно вспоминаются известные строки Игоря Губермана о том, за что осуждают евреев — «…за то, что еврейка стреляла в вождя, за то, что она промахнулась». Но еще удивительнее то, что для опровержения этого приписанного дарвинизму тезиса Рауль приводит только… данные о размере генома у разных групп организмов, рассматривая эту величину именно в качестве меры сложности! При этом он никак не обосновывает связь между размером генома и сложностью организма и даже не обсуждает тот известный факт, что геномы хвостатых земноводных в 7–10 раз, а геномы растений семейства лилейных — во многие десятки раз превышают по размеру человеческий. И следовательно, по логике Рауля, человек в 10 раз проще саламандры и почти в 50 раз проще японского вороньего глаза! Такую «избирательную слепоту» у столь компетентного автора трудно объяснить чем-либо, кроме крайней предубежденности.

Аналогичные построения известны также в арабо-мусульманской и китайской натурфилософских традициях, причем если первая, возможно, тоже восходит к трудам Аристотеля, то вторая совершенно оригинальна.

Возможно, на этом месте некоторые читатели решат, что автор противоречит сам себе: не раз подчеркнув в предыдущих главах, что считать дарвиновскую эволюцию «чисто случайной» — грубая ошибка, он теперь уподобляет эволюцию видов хаотическому движению молекул газа. Прошу таких читателей обратить внимание: в нашей модели эволюционные траектории видов рассматриваются как случайные только по отношению к оси «простота — сложность». Такое рассмотрение вполне корректно, если допустить, что полезность того или иного изменения у каждого конкретного вида в общем случае никак не зависит от того, является ли это изменение усложнением, упрощением или никак не меняет сложность строения данного существа. А это допущение, в свою очередь, вытекает из предположения, что дарвиновский эволюционный механизм безразличен к усложнению-упрощению (опять-таки в общем случае).

Такая трактовка «тенденции к прогрессу» приходила в голову многим авторам — не только профессиональным биологам, но и другим людям, всерьез размышлявшим о проблемах эволюции (в частности, автору этих строк). Насколько можно судить, первым ее публично высказал в 1970 году известный биолог-эволюционист, один из создателей социобиологии Джон Мэйнард Смит. (Благодарю А. В. Маркова за указание на этот источник.)

Так, например, «крестный отец» СТЭ Джулиан Хаксли в 1959 году ввел в научный обиход понятия «града» и «клада». Града по Хаксли — это группа организмов, достигших (хотя бы и независимо друг от друга) определенного уровня организации , в то время как клада — группа организмов, связанных общностью происхождения (в которую могут входить существа, обладающие разным уровнем организации). «Рептилии» — это града, поскольку разные ветви этой группы приобрели характерные «рептильные» черты независимо (по крайней мере, так считают многие зоологи и палеонтологи), а вот, например, «архозавры» — группа, включающая крокодилов, динозавров и птиц, — это клада, все члены которой связаны друг с другом более тесным родством, чем любой из них с другими существами.