Пэт Уильямс - Уолт Дисней. Преврати свою жизнь в магию [litres]

С Уолтом было очень легко говорить. Он не был из тех, кто любит поддерживать светскую беседу. Но если разговор заходил о том, что ему было действительно интересно, в его глазах появлялся огонь. В душе он никогда не переставал быть ребенком.

Я собрал коллекцию воспоминаний об Уолте – настоящий калейдоскоп впечатлений, которые объединяет одно: все эти люди любили Уолта. И чем дольше они его знали, тем крепче становилась их любовь.

Некоторые кртики называли Уолта «суперэгоистом». Те же, кто знал его хорошо, говорили о его удивительной скромности. Некоторые критики считали его холодным, расчетливым. А те, кто был к нему близок, вспоминали его смех, его объятья и даже слезы, появлявшиеся на его глазах в особенно трогательные моменты. Его упрекали за то, что он никого не благодарил и не хвалил. Но тех, кто умел читать между строк, всего два его слова – «Это сработает» – наполняли большим воодушевлением, чем премия «Оскар».

Кто-то считает Уолта сложным человеком, загадкой, не поддающейся осмыслению. А друзья и родные, напротив, знали его как прямолинейного и непритязательного человека. В его душе не было никаких мистических глубин. Всю свою жизнь он оставался деревенским парнишкой из Миссури, смотрящим широко распахнутыми глазами на удивительный мир вокруг. Понять его личность не так сложно: Уолт просто хорошо знал, чего хочет достичь в жизни, и сосредоточенно двигался к этой цели. Дайан Дисней Милер выразила эту мысль так: «Сложный ли характер был у отца? И да, и нет. Он был очень цельным человеком, одновременно и немного наивным, и очень целеустремленным».

Я просил тех, кто знал Уолта лично, описать его привычки и манеры. Прежде всего большинство людей обращали внимание на его брови. Пресс-аташе Disney Томас Уилк (муж Томми Уилк) сказал: «Когда Уолт поднимал брови, было сразу ясно, что он чем-то сильно расстроен».

«Уолт Дисней в личном общении был мягок и дружелюбен. Но в работе он был настоящим перфекционистом, – говорит художник Ральф Кент. – Если он поднимал левую бровь, мы сразу понимали, что он думает: “Могли бы сделать лучше”. У него было очень выразительное лицо. Если же вверх поднимались две брови, это был очень недобрый знак. Мы хотели угодить ему. Мы боялись его подвести. Мы делали все, чтобы в следующий раз, когда он к нам подойдет, ему не пришлось поднимать брови».

В интервью Майклу Барриеру аниматор Дэвид Хэнд рассказал об одном совещании времен производства «Белоснежки и семи гномов». Оно касалось сцены, в которой гном, танцуя, должен был выполнить ряд трюков. Продолжительность сцены не должна была превышать 30 секунд, иначе нарушалась синхронизация с музыкой. Уолт разыграл весь танец, изобразив каждое движение. Когда он закончил, Хэнд сказал: «Мне кажется, это слишком долго, Уолт. В 30 секунд все вместить не получится».

«Нет, получится, Дэйв, смотри», – и Уолт снова повторил всю последовательность целиком. Он не знал, что на этот раз Хэнд засек время. Закончив, Уолт повернулся и сказал: «Вот, видел? Ровно 30 секунд».

«Извини, Уолт, но это ровно 55 секунд», – сказал Дэвид, глядя на часы.

Уолт уставился на Хэнда тяжелым взглядом. Как сказал аниматор, брови его босса поднялись так высоко, что практически коснулись волос. Не говоря ни слова, Уолт развернулся и пулей вылетел из кабинета. В тот день Дэвид Хэнд узнал, что Уолт не выносит, когда ему перечат, и тем более не любит, когда какой-то нахальный аниматор берется доказывать его неправоту с помощью часов.

Майкл Брогги, сын имаджинера Роджера Брогги, тоже поделился со мной историей о бровях Уолта. «Каждое Рождество Уолт устраивал в своем доме большой праздник для сотрудников и их детей. Обычно он показывал нам диснеевские фильмы и мультики, было много еды – великолепные вечеринки. Каждого ребенка ждал подарок: большая коробка с игрушками Disney. Надо сказать, сегодня все они превратились в бесценные коллекционные экземпляры.

Как-то – мне было тогда семь – Уолт решил изменить формат праздника. Не было никаких фильмов и мультфильмов, вместо этого он устроил живое представление. Там были клоуны, жонглеры, музыканты. Уолт действительно превзошел себя. Наверное, вечеринка обошлась ему в целое состояние.

В конце Уолт провожал всех, стоя у входной двери. Я подошел к нему, подергал за рукав и сказал: “В этом году мне не понравилось. В прошлом году, когда показывали фильмы, было гораздо лучше”. Он посмотрел на меня с тем самым своим знаменитым выражением лица – одна бровь, изогнувшись дугой, поднялась высоко вверх. “Что ж, – произнес он, – видимо, нельзя угодить всем”.

Не успели мы прийти домой, как мама накинулась на меня: “Как ты посмел грубить мистеру Диснею? Он устроил для нас такой замечательный праздник, а ты его ругаешь!” Она заставила меня написать Уолту письмо с извинениями. Однако на следующий год во время рождественской вечеринки, мы как обычно смотрели фильмы. Уолт всегда прислушивался к мнению своего зрителя, даже если ему и не нравилось то, что он слышал. А уж если ему что не нравилось, то это сразу можно было понять по его лицу».

На дочек Уолта его брови действовали сильнее любых нотаций. Шэрон вспоминает случай, который произошел, когда она была подростком. Уолт и Лиллиан ужинали у друзей, а Шэрон осталась дома и часами болтала по телефону. Несколько раз Уолт набирал домашний номер, но в ответ слышал лишь короткие гудки.

Вернувшись, Уолт и Лили обнаружили дочь лежащей на полу с ногами, задранными на стену, полностью погруженной в свой разговор. Уолт подошел к аппарату и сбросил звонок. Шэрон обернулась и увидела отца, который молча смотрел на нее, вскинув брови. «Ему не нужно было ничего говорить, – признается Шэрон. – Ни один упрек не сравнился бы по силе с этой поднятой бровью».

Рой говорил, что с помощью взгляда его брат способен заглянуть человеку в душу. «Когда он что-то рассказывал, невозможно было не смотреть ему прямо в глаза, – вспоминает Рой. – Если вы, пусть даже на мгновение, отводили взгляд, он сразу спрашивал: “Что такое? Тебе неинтересно?” Невозможно было опустить глаза, он буквально приковывал их к себе. Все, чем он занимался, он делал с максимальным вниманием. И смотрел он всегда тоже очень пристально. Невозможно было ему солгать. Невозможно было сказать ему, что тебе нравится что-то, что на самом деле не нравится, – он тут же читал это по глазам. С ним всегда нужно было держаться прямо, говорить искренне. Иначе у вас не было ни шанса».

Уолт Дисней на государственном обеде в губернаторском особняке, Флорида, 1965