Александр Ирвин - Философия истории

См.: Известия ЦК КПСС. 1989. № 9.

См. в особенности: Давыдов Ю.Н. Макс Вебер и современная теоретическая социология. Актуальные проблемы веберовского социологического учения. М., 1998. С. 440—465.

Там же. С. 447.

См.: Джилас М. Новый класс. Анализ коммунистической системы. Нью-Йорк, 1957; Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М., 1991. Восленский настаивал, в частности, на том, что известное ленинское определение социального класса в полной мере приложимо к партийной бюрократии (номенклатуре) общества реального социализма (см.: Там же. С. 18–34). Еще в середине 30-х гг. Н.А. Бердяев замечал: «Диктатура пролетариата, усилив государственную власть, развивает колоссальную бюрократию, охватывающую, как паутина, всю страну и все себе подчиняющую. Эта новая советская бюрократия, более сильная, чем бюрократия царская, есть новый привилегированный класс, который может жестоко эксплуатировать народные массы. Это и происходит…» (Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 105).

Н. А. Бердяев, критиковавший капиталистическое общество с коллективистических позиций, говорил о «формальном характере» его свободы: она действительно есть, но нет той большой, захватывающей все общество цели, для которой ее можно было бы использовать. Человек свободен определять лишь формы своего собственного поведения, причем должен это делать, не мешая другим, что порождает нужду в тщательных правовых разграничениях, в самодовлеющем юридическом формализме (См.: Бердяев НА. Новое средневековье. М., 1991. С. 14).

Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990. С. 44.

Там же. С. 45.

Там же.

Савинио А. Вся жизнь. С. 64.

Как отмечал Ленин, «пока не уничтожены классы, при всяком рассуждении о свободе и равенстве должен быть поставлен вопрос: свобода для какого класса? и для какого именно употребления? равенство какого класса с каким? и в каком именно отношении?» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 425).

Маркузе Г. Одномерный человек. С. 1–2.

Там же. С. 1.

Там же. С. 5–6.

Там же. С. 3.

Там же.

Маркузе полагает, что централизованное планирование не предполагает более или менее жесткой диктатуры и не только не лишает индивида автономии, но, напротив, делает ее единственно возможной. Но уже ранний коммунизм со всей очевидностью показал, что экономический контроль, контроль над производством материальных благ – это контроль над всеми другими сторонами человеческой жизни и, значит, прямой путь к тоталитаризму. В стране, где единственным работодателем является государство, оппозиция означает медленную голодную смерть. Старый принцип – кто не работает, тот не ест – заменяется новым: «кто не повинуется, тот не ест» (Л.Д. Троцкий).

Там же. С. 7–8.

Маркузе Г. Указ. соч. С. 16. Свою критику Маркузе относит не только к современному капитализму, но и ко всей развитой индустриальной цивилизации. Она является, по Маркузе, «прежде всего политическим универсумом, последней стадией реализации специфического исторического проекта – а именно, переживания, преобразования и организации природы как материала для господства» {Маркузе Г. Указ. соч. С. XX). Тоталитарные государства, также принадлежащие этой цивилизации, отличаются от капиталистических лишь тем, что прибегают не только к нетеррористическому экономико-техническому координированию общества, но и к его террористическому политическому координированию. Отождествление тоталитарных государств с капиталистическими в рамках одного «исторического проекта», развитой индустриальной цивилизации кажется по меньшей мере странным. Когда Маркузе пишет об «обществе потребления» и особенно об «обществе изобилия», о льющихся потоком товарах и услугах, навязывающих индивидам это общество, явственно обнаруживается, что он не просто не знает тоталитарного общества, а категорически не хочет его замечать и вносить из-за него существенные коррективы в свою концепцию новой свободы и нового, посткапиталистического мира.

Хайек Ф.А. Дорога к рабству // Вопросы философии. 1990. № 10. С. 134.

См. об этом далее, гл. 6.

Маркузе Г. Одномерный человек. С. 10.

Савинио А. Вся жизнь. С. 64–65.

Свобода художественного мышления – это прежде всего свобода художественного творчества, та его независимость от всех привходящих, диктуемых жизнью обстоятельств, которая выражается формулой «искусство для искусства». Практическая свобода связана в первую очередь с широтой того предоставляемого складывающимися обстоятельствами пространства возможностей, в рамках которого могут достигаться компромиссы.

Зиновьев АЛ. Коммунизм как реальность. Кризис коммунизма. М., 1994. С. 13–14.

Там же.

Kolakowski L. The Myth of Human Selfidentity // The Socialist Idea: A Reapraisal. L, 1974. P. 57.

Геллнер Э. Условия свободы. М., 1995. С. 169.

Отвечая на вопрос, существовал ли реально «советский человек» или это идеологическая химера, литературный критик Л. Аннинский, например, пишет: «Ну, так я есть в реальности. Я – этот самый советский человек. Пятнадцать лет задарма учился, потом работал, большей частью занимаясь своим любимым делом. В коммунистическую мечту верил всегда. И сейчас верю – именно как в мечту, увы, неосуществимую. Препятствие – в самой природе человека, а не в том, что „не та доктрина“, или Маркс ошибся, или Сталин плохой» (Аннинский Л. Советский Союз продержался сколько надо // Общая газета. 31 декабря 1997 г. 14 января 1998. С. 5). Это – одно из обычных рассуждений о коммунизме. Коммунизм, в том числе и в марксистском его варианте, предстает как человеколюбивая мечта, наподобие благодушной мечты о бессмертии: было бы прекрасно, если бы человек жил вечно; но, к сожалению, природа устроена так, что человек, как и все живые существа, смертен. Выражение «Верю в неосуществимую мечту» представляет собой такое же противоречие, как и выражение «Верю в вечный двигатель, но не верю, что он будет когда-нибудь создан». Кроме того, ссылка на «природу человека» хорошая в случае рассуждения о бессмертии, становится совершенно неясной, когда речь заходит о создании рая па земле.

«Как всякое детство, коммунизм должен – и будет – вызывать сильнейшую ностальгию. Естественно, что больше всего ей будут предаваться литературные критики. Забавный случай профессиональной аберрации зрения: они надеялись на то, что ликвидация коммунизма приведет к расцвету „полнокровной реалистической литературы“; кое-кто, кажется, и сейчас надеется, до сих пор не поняв, что коммунизм и литература одно» (Парамонов Б. Конец стиля. С. 51). Под «литературой» здесь имеется в виду литература как лучшая наставница жизни: «Писатели – инженеры человеческих душ» (Сталин).