Александр Ирвин - Философия истории

Фейхтвангер Л. Поездка в Москву 37-го года. Пером очевидца // В мире книг. М., 1989. № 8. С. 48.

Там же. С. 50.

Там же.

Цит. по: Буллок А. Гитлер и Сталин. Жизнь и власть. Т. 2. С. 76.

Фейхтвангер Л. Указ соч. С. 50.

Там же.

Там же. С. 51.

Цит. по: Буллок А. Гитлер и Сталин. Жизнь и власть. Т. 2. С. 71.

Во вредительстве обвинялся в среднем каждый третий работающий в сельском хозяйстве. В сентябре 1930 г. было объявлено о судах над наиболее опасными вредителями, обвиненными в том, что они были организаторами голода и агентами империализма. Был проведен суд на вождями «Трудовой крестьянской партии», обвиненными во вредительстве и т. д. (См.: Буллок А. Гитлер и Сталин. Жизнь и власть. Т. 1. С. 324). В январе 1933 г. вышло постановление Центрального комитета, объяснявшее плохую работу обобществленного сельского хозяйства исключительно вредительством и заговорами: «Антисоветские элементы в ряде районов, где они еще не разоблачены и не разгромлены, охотно идут в колхозы, даже восхваляют колхозы для того, чтобы создать внутри колхозов гнезда контрреволюционной работы. В ряде колхозов заправляют делами хорошо замаскированные антисоветские элементы, организуя там вредительство и саботаж».

«Установка на репрессивный морализм, – пишет Б. Парамонов, – полностью соответствовала основному заданию коммунизма – насильственному воплощению добра в полноте социальной жизни. Но „воплощение добра“ и „уничтожение природы“ – синонимы. И установка на подавление бытия не более чем проекция и эманация внутренней репрессивности, т. е. морализма. Поэтому-то, строго говоря, нельзя трактовать коммунизм как инфантильное общество, он много хуже, ибо детство – талантливая эпоха, дети целостны, они охотно интегрируют зло, любят жестокие сказки, им чужда мораль. Детство – модель бытийной целостности, мир – играющее дитя Гераклита» (Парамонов Б. Конец стиля. С. 209).

См.: Известия. 1995. 18 нояб.

См.: Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. С. 59.

Там же. С. 60.

Там же. С. 61.

Буллок А. Гитлер и Сталин. Жизнь и власть. Т. 1. С. 224.

Там же. С. 224—225.

Буллок А. Указ. соч. С. 185.

Там же. С. 191.

Зиновьев А.А. Коммунизм как реальность. Кризис коммунизма. М., 1994. С. 142.

Там же. С. 152—153.

«Пионер вступал в жизнь, сознавая уникальность своего положения, – пишут П. Вайль и А. Генис. – Он знал, что его родина – венец творения. История существовала только для того, чтобы наступило „сейчас“. Долгая эволюция вела к тому, чтобы из питекантропа через ряды рабов и крепостных пробился простой советский человек с микроскопом в руках. Сам пионер был частью этой эволюционной лестницы: октябренок – пионер – комсомолец – коммунист. Путь неизбежный, как старение» (Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М., 1996. С. 113).

«Кто впервые войдет в русскую классную комнату, в ошеломлении остановится, – пишет в своих заметках о посещении Москвы В. Беньямин. – Ее стены покрыты картинками, рисунками и картонными моделями. Это стены храма, которые дети изо дня в день украшают своими произведениями как подношениями коллективному духу. Красный цвет преобладает; повсюду советские эмблемы и изображения Ленина. Похожее можно видеть во многих клубах. Настенные газеты представляют собой схемы тех же коллективных форм выражения, только для взрослых. Они были рождены нуждой времен гражданской войны, когда во многих местах не было ни газетной бумаги, ни типографской краски. Сегодня они обязательная часть общественной жизни предприятий. В каждом ленинском уголке есть стенгазета, вид которой различен в зависимости от предприятия и авторов. Постоянен лишь наивный радостный настрой…» (Беньямин В. Москва // Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. С. 197—198).

Зиновьев А.А. Гомо советикус. Пара беллум. М., 1991. С. 87.

К. Юнг отмечал, что преобладание в человеке коллективного над индивидуальным ведет к вытеснению индивидуального в бессознательное, в котором оно «превращается в принципиально скверное, в деструктивное и анархическое… характеризующееся выдающимися злодеяниями» (Junge C.G. Gesammelte Werke. Bd. VII. § 240). Можно предположить, что коллективистический человек инстинктивно чувствует, что индивидуализм, если дать ему возможность развернуться в коллективистическом обществе, непременно окажется гадким и разрушительным.

В числе пяти основных признаков тоталитаризма Р. Арон выделяет придание идеологического звучания даже хозяйственным и профессиональным проступкам: «В связи с тем, что любая деятельность стала государственной и подчиненной идеологии, любое прегрешение в хозяйственной или профессиональной сфере сразу же превращается в прегрешение идеологическое. Результат – политизация, идеологизация всех возможных прегрешений отдельного человека и, как заключительный аккорд, террор, одновременно полицейский и идеологический» (Арон Р. Демократия и тоталитаризм. С. 231). Проступки, не задевающие непосредственно тоталитарную идеологию, говорящую не столько о жизни индивида, сколько об исторических задачах общества в целом, трактовались ею довольно снисходительно. В будущий прекрасный мир тоталитарное общество входит в целом, в то время как в небесный мир средневековый человек входит сугубо индивидуально.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 5. С. 496.

Шафаревич И.Р. Социализм как явление мировой истории // Есть ли у России будущее? С. 253.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 5. С. 257.

Шафаревич И.Р. Социализм как явление мировой истории // Есть ли у России будущее? С. 253.

Там же.

Там же. С. 254.

Шафаревич И.Р. Указ. соч. С. 254.

Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // Вопросы философии. 1990. № 2. С. 133—134.

Там же. С. 134.

Там же.

В устойчивом коммунистическом обществе аскетизм считался естественным, не требующим какого-либо обоснования или оправдания образом жизни. Но уже в 60-е гг., когда наметились признаки разложения коммунизма, аскетизм начал романтизироваться. Он все более становился уделом не всех, а только лучших людей, из черты социальной психологии он постепенно превращался в особенность психологии индивидуальной. Эпитеты к романтике прилагались только поощрительные: «не искусственная и схематичная, а подлинная, живая, боевая и задушевная, активная и вдохновенная» (Дубровина И. Романтика // Вопросы литературы. 1964. № 11. С. 5). Романтическая незаинтересованность в материальных благах и в личном успехе сделалась в этот период ведущей темой стихов и песен: