Дэниэл Деннет - Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Рассмотрим пример. Скрипачка усердно добивается великолепного вибрато – в значительной степени благодаря изменениям сухожилий и связок ее левого запястья, которые существенно отличаются от изменений, одновременно происходящих с ее правым запястьем – запястьем той руки, в которой она держит смычок. Хранящийся в человеческой ДНК рецепт содержит одинаковый набор инструкций для обоих запястий, учитывающий, что правое должно быть зеркальным отражением левого (вот почему ваши запястья так похожи друг на друга), так что не существует простого способа изменить рецепт левого запястья, не внося те же (ненужные) изменения в правое запястье. Не сложно представить себе, как «в принципе» процесс эмбрионального развития можно подправить так, чтобы уже сформированные запястья затем перестраивались независимо друг от друга, но даже если решить эту проблему, шансы на то, что мутация будет полезной и сведется к ограниченному определенным участком и совсем небольшому исправлению в ДНК скрипачки, в точности соответствующему тем изменениям, которые принесли бы годы практических занятий, очень невелики. Так что ее детям практически наверняка придется добиваться вибрато тем же путем, что и их матери.

Однако это не вполне однозначное опровержение, и гипотезы с элементами, по меньшей мере сильно напоминающими о ламаркизме, продолжают возникать в области биологии; их зачастую принимают всерьез, несмотря на существование принципиального табу на все, хоть немного отдающее ламаркизмом 559. В третьей главе я отмечал, что биологи зачастую упускают из виду или даже отметают эффект Болдуина, принимая его за какую-то ужасную ламаркианскую ересь. Спасительное свойство эффекта Болдуина заключается в том, что организмы передают свою способность приобретать определенные характеристики, а не какие-либо характеристики, приобретенные ими в ходе существования. Как мы видели, это и в самом деле равносильно использованию преимуществ тех усовершенствований, что появляются у отдельных организмов, а потому в подходящих условиях оказывается мощным подъемным краном. Только кран этот не ламаркианский.

Наконец, что сказать о возможности «направленной» мутации? Со времен Дарвина традиционно считалось, что все мутации случайны; кандидатов отбирает слепой случай. Марк Ридли формулирует общее мнение:

Предлагались различные теории эволюции посредством «направленного изменения», но мы все их должны отвергнуть. Нет доказательств существования направленных изменений, осуществляющихся при мутации, рекомбинации или в процессе менделевского наследования. Сколь бы внутренне обоснованными ни были эти теории, на самом деле они неверны 560.

Но здесь он самую чуточку хватил через край. Стандартная теория не должна заранее предполагать наличия какого-то процесса направленной мутации (это, несомненно, было бы небесным крюком), но может допускать возможность того, что кто-нибудь обнаружит вовсе не волшебные механизмы, способные повлиять на распределение мутаций в направлениях ускоренного развития. Примером тому являются рассмотренные в восьмой главе идеи Эйгена о квазивидах.

В предыдущих главах я обратил ваше внимание на некоторые другие возможные подъемные краны, которые сейчас исследуются: межвидовой «плагиат» последовательностей нуклеотидов ( Drosophila Хоук), кроссинговеры, ставшие возможными благодаря появлению полового размножения (генетические алгоритмы Холланда), исследование множества вариаций малыми группами («демы» Райта), возвращающимися в материнскую популяцию («разумные виды» Шулля) и, чтобы не останавливаться на трех, «более высокий уровень сортировки видов» Гулда. Поскольку все эти дебаты прекрасно укладываются в просторные рамки современного дарвинизма, нам не нужно дополнительно вникать в подробности, хотя они и очень увлекательны. Практически всегда в эволюционной теории дело не в принципиальной возможности чего-либо, но в сравнительной важности, и обсуждаемые проблемы всегда гораздо сложнее, чем кажется из моего рассказа 561.

Однако есть одна продолжающаяся дискуссия, которая заслуживает несколько более подробного разговора – не потому, что угрожает какому-то жесткому или хрупкому элементу современной синтетической теории эволюции – как бы все ни обернулось, дарвинизм останется непоколебим, – но потому, что из нее и в самом деле делались особенно неутешительные выводы о перенесении эволюционного мышления на человечество. Это – спор о «единицах» отбора.

В 1952 году Чарльз Э. Уилсон был президентом компании «Дженерал моторс», и вновь избранный президент США Дуайт Эйзенхауэр выдвинул его на пост министра обороны. Во время слушаний по кандидатуре перед комитетом сената по делам вооруженных сил, состоявшихся в январе 1953 года, Уилсона попросили продать свою долю акций «Дженерал моторс», но он отказался. Когда его спросили, не может ли тот факт, что он останется акционером «Дженерал моторс», недолжным образом повлиять на принимаемые им решения, он ответил: «Я годами считал, что то, что идет на благо стране, идет на благо „Дженерал моторс“ – и наоборот». К несчастью для него, в действительности произнесенные им слова имели недостаточно шансов на воспроизведение – хотя и достаточно для того, чтобы я смог найти их потомка в справочнике и вновь воспроизвести в предыдущем предложении. С другой стороны, в репортажах о его выступлении подобно вирусу гриппа размножилась мутировавшая версия высказывания, воспроизведенная в эпиграфе к этому разделу; в ответ на последовавший взрыв негодования Уилсон был вынужден продать свои акции, чтобы получить должность, и до конца дней его преследовала эта «цитата».

Мы можем найти для этого застывшего случая новое применение. Нет сомнений, почему распространилась мутировавшая версия реплики Уилсона. Прежде чем одобрить кандидатуру Чарльза Уилсона на пост, предполагавший принятие важных решений, следовало точно понять, кто станет основным бенефициаром этих решений: страна или «Дженерал моторс». Будут ли то эгоистичные решения или решения, приносящие пользу всему обществу в целом? Данный Уилсоном ответ не мог успокоить людей. Они чуяли подвох и, распространяя слова Уилсона, сделали его явственным. Складывалось впечатление, что, по его словам, никому не стоит тревожиться о принимаемых им решениях, ибо даже если их основным или прямым выгодополучателем окажется «Дженерал моторс», дело обернется к удовлетворению всей страны. Что и говорить, сомнительное заявление. Хотя в большинстве случаев – «при прочих равных» – оно и может быть верно, что станется в ситуациях, когда «прочие» не будут равными? Кому принесут пользу действия Уилсона в таких обстоятельствах? Вот откуда всеобщее – и вполне обоснованное – волнение. Люди хотели, чтобы принимаемые министром обороны решения самым непосредственным образом отвечали национальным интересам. Если бы принимаемые в таких благоприятных обстоятельствах решения шли на пользу «Дженерал моторс» (и, предположительно, в большинстве случаев так и было бы, если бы устоявшееся мнение Уилсона соответствовало истине), никто бы не возражал, но люди опасались, что Уилсон расставляет приоритеты иначе.