Анна Сергеева-Клятис - Повседневная жизнь Пушкиногорья

Большая группа саперов приступила к работе в монастыре практически сразу. Ими была прочесана вся гора, на которой стоял храм и находилась могила поэта. С. С. Гейченко вспоминал, что, отступая, немцы «заложили фугасы огромной мощности, в десять авиабомб, в специально вырытый 20-метровый тоннель, который шел поперек дороги в сторону могильного холма и через подошву его. Тысячи мин были установлены по склонам холма и четыре мины под фундаментом самого памятника. Пульт управления взрывом всего монастырского ансамбля был оборудован неподалеку от церкви, на Тимофеевой горке» [427] Гейченко С. С. У Лукоморья. С. 130–131. .

Заминирован был не только могильный холм, на котором располагался некрополь Пушкиных-Ганнибалов, но и вся территория заповедника. Всего за время работ по разминированию Пушкинского заповедника в июле 1944 года саперами было обезврежено более 14 тысяч мин [428] См. об этом: Васильев А. М. Разминирование территории Пушкинского заповедника в 1944 г. // Псков. 2015. № 42. С. 58–67. . Об этом существует множество историй и мемуарных свидетельств. Приведем одно из них — воспоминание дрессировщика служебной собаки А. Ф. Худышева, участника операции по разминированию могилы Пушкина: «Когда наши войска освободили Святые Горы, то саперам было поручено разминировать Святогорский монастырь. И вот мы с лейтенантом и сержантом да двумя саперами и нас двое с собаками начали осмотр монастыря. Сначала прошлись по двору, затем по кельям — нашли и обезвредили несколько мин-ловушек. Потом зашли в церковь, где отпевали Пушкина. Саперы продолжили тщательный осмотр помещений церкви и местности около нее, а я с сержантом и своим товарищем по училищу Сеньковым вместе с нашими собаками вышли из ворот монастыря и прошли к могиле А. С. Пушкина.

Мой Джерик (так звали мою собаку, натренированную на запах тола в минах) забежал вперед и уселся у могилы.

— Ай-я-я, — журю я его. — Как не стыдно! Уселся прямо на могилу великого поэта.

Позвал я его, а он не слушается, построже позвал. Он прибежал, стал около меня. А сержант заподозрил неладное, наблюдая за поведением Джерика. Говорит: „Давай пустим собак. Нет ли там мин?“ Мы пустили обеих собак. Собака Сенькова побегала и вернулась, а мой Джерик (у него уникальное чутье — в 400 крат) опять уселся рядом с могилой. Я осторожно подхожу к нему и начинаю металлическим щупом землю пробовать, и, действительно, рядом с Джериком, щуп натыкается на железо. Начал саперной лопаткой землю снимать, а дерн рыхлый, легко снимается. Значит — мина есть. Осторожно нащупываю ее, обхожу по контуру. Большая мина, круглая, противотанковая (в ней 5 кг тротила). Подкапываю скребком и руками освобождаю землю вокруг мины. Проверяю — нет ли бокового ударника, который проволочкой закреплен. Нет. Прощупываю скребком под миной — нет ли ударника на неизвлекаемость, с пружиной такой особенной — как поднимешь мину, пружинка распрямится и… взрыв. Нет, мина без сюрпризов, но под миной еще что-то есть. Снимаю мину, укладываю в сторонке, а под ней вторая, для усиления, такая же. Вот рвануло бы, так рвануло. И могилу бы разрушила, и „поклонникам поэта“ конец бы пришел.

Потом проверили соседние могилы: Ганнибалов и Пушкиных. И там тоже нашли такую же мину. Только осмотр кончили, как вдруг за стеной монастыря раздался взрыв. Мы сразу туда, а там ступеньки взорваны и наши четверо в крови» [429] Ровенский Г. В. Как минер-розыскник Анатолий Худышев с собакой Джериком разминировали в 1944 г. могилу А. С. Пушкина в Святогорском монастыре // http://www.bogorodsk-noginsk.ru/lyudi/Hudyshev.html .

Последняя мина была найдена на территории заповедника неподалеку от «домика няни» в 1953 году.

21 апреля 1945 года Президиум Академии наук СССР вынес постановление о срочном восстановлении Пушкинского заповедника. Специальная Правительственная комиссия под председательством А. В. Щусева, направленная в заповедник в мае 1945 года, приняла решение восстановить в заповеднике все подлинно пушкинское на документальной основе, убрав все позднейшие наслоения. Проектные работы были поручены Ленакадемстройпроекту АН СССР, главным архитектором назначен академик архитектуры А. В. Щусев, автором проектов дома-музея и «домика няни» — ведущий архитектор Л. И. Рожнов. Это, однако, только административная история заповедника, которая началась заново после 1945 года. Но параллельно с нею шла и потаенная история, которая, вероятно, и была подлинной. В этой истории уже не только принимались решения и подписывались бумаги, и даже не только строилось заново и восстанавливалось утраченное, но осуществлялась интенсивная духовная работа, которая в конечном итоге и сыграла решающую роль в возрождении пушкинских мест.

В 1946 году директором заповедника стал человек, который принял на себя, казалось бы, неподъемный груз забот. От бывшей усадьбы Пушкина, перестроенной и перекроенной уже много раз, теперь вообще не осталось и следа. Не осталось ничего и от соседних деревень, церквей, погостов, стоял полуразрушенным Святогорский монастырь. Вся территория заповедника была густо заминирована, изрыта траншеями и окопами, изуродована блиндажами. Деревья, в том числе и мемориальные, изранены или уничтожены. Если взглянуть на послевоенные кадры, на которых запечатлены обугленные развалины дома-музея с одиноко устремленной к небу печной трубой, то становится очевидным, что вместо заповедника глазам нового директора предстала печальная пустыня. Стоит также учесть, что в распоряжении хозяйственной части музея не было ни инструментов, ни материалов для восстановления усадьбы, ни рабочих рук, ни, конечно же, средств, потому что примерно в таком же состоянии находилась в это время добрая половина страны. И тем не менее новый директор не только не сбежал, не отказался от предложенной ему должности, не опустил руки, но принялся за дело с такой основательностью и с таким чувством ответственности, что уже через год, в мае 1947 года, в заповеднике состоялось открытие первой послевоенной экспозиции — в заново отстроенном на старом фундаменте «домике няни». А потом раскрученное директором колесо стало совершать свои поступательные движения, и мир пушкинской усадьбы начал постепенно вырисовываться, хаос отступал перед космосом, созданным разумной и одухотворенной творческой энергией. Демиургом этого мира был Семен Степанович Гейченко.