Мишель Сапори - Роза Бертен. Кутюрье Марии Антуанетты

С этого времени она стала искать все возможные способы меня раздражать до того момента, когда раздобыла приказ об изгнании. В противном случае через семь недель она заменила бы этот приказ на указ о заточении без суда и следствия в дом под охрану, где я нахожусь уже восемнадцать месяцев. Осмеливаюсь надеяться, мой господин, что Ваше преосвященство, учитывая указанные выше причины, захочет вернуть меня в общество моей жены и моих детей, которые меня настойчиво зовут».

Итак, у мадемуазель Бертен появился приемный ребенок, которого она увезла в Эпиней, где ее брат-алкоголик отказался им заниматься, вызвав тем ее гнев. Мария Антуанетта тоже покровительствовала этому ребенку, и ничего больше о нем не известно. Несколько месяцев спустя, 2 августа 1789 года, Людовик XVI прикажет освободить Луи Николя, который больше не вернется в Эпиней, но поедет в Абвиль, где поселится на улице Сен-Жиль, как и прежде.

В XVIII веке браки заключаются внутри сословий, поэтому торговцы вступают в брак с другими торговцами, а поставщики королевского двора — с другими представителями своего социального слоя. В 1786 году племянница Розы Бертен выходит замуж за Пьера Ибера, торговца сукном в «Английском магазине» на площади Пале-Рояль. Именно Ибер первый назвал свою коммерцию «торговлей новинками», и это выражение получило распространение в XIX веке. Ибер был известным коммерсантом, поставщиком, в частности, заграничного сукна для королевы и высшей знати. Эта торжественная церемония собрала цвет парижской аристократии и деловую элиту столицы.

Многочисленные биографы Марии Антуанетты не любят мадемуазель Бертен, которую они описывают как алчную, жадную до наживы портниху, изо всех сил стремящуюся разбогатеть, даже «воровку», оказывающую развращающее влияние на государыню, «злого гения», который вводил ее в заблуждение. Они воспринимали Розу Бертен и герцогиню де Полиньяк как двух женщин, которым предназначено было сыграть роковую роль в жизни Марии Антуанетты.

По их мнению, бывшая подручная модистки несет свою долю ответственности за трагический конец королевы, поскольку пользовалась ее неопытностью, вовлекая молодую незрелую женщину в сумасшедшие расходы, которые та никогда бы и не подумала совершать и которых ей так и не простили. Но посмотрим, так ли это было на самом деле.

Будучи дофиной, Мария Антуанетта еще не делала долгов, а ее расходы были умеренными. Когда в ноябре 1774 года она стала королевой, король более чем вдвое увеличил ее «шкатулку» — персональную королевскую казну. В этом не было ничего скандального: бюджет ее был невелик, а ей бы пришлось тремя взносами выплачивать долги покойной королевы. Поэтому такой «очаровательный подарок» не имел бы последствий, тем более что она о нем не знала и не просила об этом.

Король сам захотел проявить заботу о внешнем облике жены, и это заложило начало формированию репутации королевы как расточительницы. Уже летом 1776 года весь Париж узнал, что король захотел ей помочь справиться с огромными расходами на драгоценности. По столице прошел слух о «расстроенных финансах» королевы, о бриллиантах, которые она, желая поправить положение, «продала по очень низким ценам».

С тех пор все и предполагали, что королева «сподвигает короля на ненужную щедрость». «Мне нечего сказать о подобных пустяках», — отвечала Мария Антуанетта своей матери, которая была этим озабочена.

Слухи росли и множились. Часто упрекали королеву не только за расходы на ужины, что было золотой жилой для Бертен, но и на балы, в которых та принимала участие. Это были и балы, которые она устраивала у себя для «приличных» гостей, а также балы для, например, актеров из Оперы, которые в глазах публики вовсе таковыми не являлись. В 1777 году бальные наряды, изготовленные ее модисткой, обошлись королеве в 16 869 ливров.

Людовик XVI ничего не требовал от королевы и, казалось, долгое время уступал ее капризам, платя по ее долгам из своих средств. Чтобы оплатить долги модистке, Мария Антуанетта без меры злоупотребляла таким расположением до того дня, когда Людовик XVI, «от природы очень экономный, особенно по части денег, которыми он мог распоряжаться», неизбежно положил этому конец. По свидетельству Тевено де Моранда, Мария Антуанетта призвала на помощь Калонна, что разгневало короля и привело к вежливо-резкому разговору с государственным контролером финансов. Эти экстравагантные идеи, эти наряды мадемуазель Бертен вызвали огромные расходы, которые Мария Антуанетта не смогла скрыть и которые контролировались королем и были осуждены им со всей живостью хорошего экономного мужа, мало стремящегося к тому, чтобы потратить их на газовые накидки, тюль и перья.

Королева по совету мадам де Полиньяк и принцессы де Ламбаль стояла на своем, чтобы оплатить счет мадемуазель Бертен, но это получалось не слишком гладко. В этих крупных переговорах был использован Калонн, и поскольку его преданность Марии Антуанетте была хорошо известна, король, которому он доказывал неотложность оплаты счетов Бертен, ответил ему: «Черт побери! Не заплатите ли вы сами из вашей казны? Господин контролер наших финансов, праздные подробности туалета королевы будут достойно представлены в архивах вашего министерства!»

Этот полный иронии выпад был либо плохо понят, либо намеренно неправильно интерпретирован ловким Калонном, и он тут же отдал приказ о выдаче королеве 150 000 ливров. Мадемуазель Бертен было заплачено за труды, а ее визиты в Трианон и в Версаль стали от этого более частыми.

Женская мода уже заимствует кое-что у мужской. Вид наездницы, шляпа — пользующийся успехом наряд, часто встречающийся в счетах м-ль Бертен

Генеральный контролер финансов, обладавший практичным и циничным характером, прекрасно знал о той роли, которую играла парижская торговля предметами роскоши в стимуляции экономической деятельности. Впрочем, в первые годы после своего назначения, в ноябре 1783 года, он вообще был сторонником увеличения государственных расходов и тем самым внес в это свой вклад. Любопытно отметить, что Калонн и сам был клиентом Розы Бертен. Возможно, в знак благодарности за его щедрость в 1787 году на прилавках ее магазина появилась шляпа, носящая его имя — «шляпа а-ля Калонн». Ее следовало носить «поверх развевающихся волос, завитых в локоны а-ля жена советника».

Замечания Людовика XVI были отметены. Осенью 1780 года в салоне Марли играют в игру под названием «страх», во время которой умирают и возвращаются к жизни. 4 ноября Мария Антуанетта получила шанс, которого у нее через несколько лет уже не будет: она воскресает и своими выигрышами стремится уладить самые неотложные свои долги: «Игра в Марли была убийственной… Королева выиграла семь тысяч луидоров. На следующий же день она вызывает мадемуазель Бертен, свою модистку, и оплачивает ее счет» [100] Жак Бруно де Каженек . Письма де Каженека, бригадира телохранителей, барону Альстромеру в Готембург. Г. Шарпантье, 1884, с. 209. .