Коллектив авторов История - Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века

Ориентация на потребности службы не поможет нам объяснить многие важные стороны воспитания российской знати, такие как акцент на безупречном знании французского языка, владении «приятными искусствами», умении держать себя в обществе, эпистолярном стиле… Эта часть дворянского воспитания отвечает главному занятию аристократии – общению прежде всего в своей среде – и становится отличительным признаком высшего дворянства. Такая образовательная программа способствовала складыванию представления дворянства о себе как об особой группе, обладавшей исключительностью, дававшей ей особые права. Низшее дворянство, конечно, не могло соперничать со знатью, которая во многом на культивировании этих элементов воспитания, в особенности дворянского Grand Tour , основывала свое притязание на превосходство. Формирование и реализация этого особого идеала показывают, как мне кажется, (относительную) независимость высшего дворянства от монархии в вопросах воспитания.

В своей книге «Origins of the Russian Intelligentsia», посвященной дворянству в России XVIII века, М. Раев отмечает, что на воспитание обычных (rank-and-file) дворян большое влияние оказала утилитаристская буржуазная педагогика с протестантским оттенком, ориентированная на потребности службы. Эта педагогика дала возможность образованному дворянству сформировать у себя определенную социальную этику и представление о себе, которые сближали его с западноевропейской буржуазией и позволили ему превратиться в социально ответственную, прогрессивную интеллигенцию [677]. Нечто подобное, по моему мнению, можно наблюдать и в некоторых семьях высшего российского дворянства. Многие идеи, охватившие более низкие слои дворянства, находили отклик в среде высшего дворянства. Вероятно, самое сильное влияние оказывала патриотическая идея, которая в царствование Екатерины II активно проводилась в жизнь в дворянских школах. В этом отношении идеология екатерининского царствования и советы просвещенных гувернеров не входили в противоречие. Очевидно, что патриотическая составляющая (но не только она) помогла поднять статус русского языка и русской литературы в дворянских учебных заведениях и сделать из них полноценные предметы и тем самым отойти от модели, основанной на исключительности одного или двух иностранных языков. Подобный эффект патриотического воспитания мы видим и в некоторых семьях высшего дворянства, например у графов Строгановых: вслед за «русским Гран Туром» в этой семье вводят изучение русского языка и литературы [678]. В патриотические тона окрашен и воспитательный план, составленный И. Барятинским, которым движет забота не столько о собственном состоянии, сколько об общем благе.

Но патриотические настроения далеко не всегда приводили к изучению родного языка, а акцент на получении профессиональных знаний, приносящих не только личную, но и общественную пользу, мог в высшем слое дворянства сочетаться с сохранением роли «приятных искусств». Так, несмотря на следование некоторым «новым» тенденциям в воспитании детей, в целом князья Голицыны не отходят от традиционной дворянской модели, основанной на «французском» образовании, пренебрежении родным языком в пользу французского, светскости и искусстве нравиться, внимании к требованиям высшего общества, чувстве стиля и традиционном Grand Tour [679]. Таким образом, при некоторой модернизации воспитания незыблемой оставалась та часть программы, которая была отличительной чертой этого социального слоя и способствовала сохранению у знати представления о собственной исключительности. На этом фоне радикальными кажутся идеи кн. И. И. Барятинского. Частично эту радикальность можно, вероятно, объяснить личным опытом Барятинского, бывшего внимательным наблюдателем событий Французской революции, хорошо знакомого с европейскими идеями о естественном праве, об общем благе, учением физиократов о земле как главном источнике благосостояния и сочинениями Артура Юнга, сделавшего в глазах дворянства занятия хозяйством, техникой и научными экспериментами менее неприличными [680], но частично она была подготовлена циркуляцией новых идей о воспитании дворянина, а именно критики традиционного воспитания дворянина, тесно связанной с осуждением придворной культуры, дворянского стиля жизни и идеалов. Эти идеи отражали эволюцию европейских обществ: буржуазия оспаривала исторические привилегии дворянства, которое стало задумываться о модернизации своего образования в новых условиях. Часть ответственности за проникновение этих идей в дворянское воспитание в России несут воспитатели дворянства, вышедшие из буржуазных кругов Западной Европы. Под влиянием этих идей в конце XVIII – начале XIX века у какой-то (возможно, незначительной) части российской аристократии происходит переосмысление приоритетов дворянского воспитания. Такой резкий поворот в воспитательных стратегиях дворянина, как в случае Барятинского, был редким явлением, но он во многом был знаковым.

Созданный в 1731 году Сухопутный шляхетный кадетский корпус имеет все основания претендовать на роль ключевого учебного заведения послепетровской России: он сыграл важнейшую роль не только в формировании военной элиты, но и в культурной жизни империи. Общее устройство корпуса довольно подробно описано в нескольких обзорных работах, как классических, так и недавних; в последнее время становились предметом подробного рассмотрения и обстоятельства основания корпуса [682]. В данной статье мы сосредоточимся на роли этой школы в конструировании послепетровской элиты: вынесенный на знамя корпуса девиз От обоих истинное шляхетство риторически закреплял и культурное определение дворянства (источником которого объявлялись не только воинские подвиги, но и «науки»), и подразумеваемое противопоставление «истинного» дворянства некоему неистинному. Ключевая особенность корпуса как учебного заведения состоит в том, что в отличие от более ранних, петровских школ он ориентировался не просто на усвоение учащимися некоторых знаний и умений, но и на воспитание – на формирование у них определенных поведенческих установок. С этой целью в корпусе систематически использовались новые для послепетровской России дисциплинарные технологии, включая регламентацию поведения учащихся, непрестанное (в теории) «надзирание» над ними, конструирование «шляхетской» социокультурной среды, прививку приличествующих благородному человеку эмоциональных шаблонов. В первой части статьи мы рассматриваем приемы, с помощью которых в корпусе делалась попытка выстроить «культуру социальных отличий, основанных на кодификации поведения, этикете, контроле за манерами и жестами» [683]. Вторая часть статьи посвящена социальному составу учащихся корпуса: в ней рассматриваются механизмы рекрутирования в корпус учеников и анализируется семейное происхождение кадет в период от основания корпуса и до волны реформ, охвативших учебное заведение в 1760‐х, когда в результате деятельности И. И. Бецкого он был фактически заново основан на иных принципах. В заключение мы попробуем сделать некоторые предварительные выводы об успешности реализованного в корпусе эксперимента по конструированию истинного шляхетства .