Елена Полякова - Николай Рерих

От этой борьбы отстранился художник, живущий в тишине Тулолы. Проста была еда. Длинны были прогулки по острову. Долги были дни, наполненные тишиной и работой. Художник «сознательно хранил силы», он писал картины и стихотворения, исполненные строгого ритма и торжественной патетики. Писал повесть-письмо «Пламя». Пьесу «Милосердие».

В ней действуют Старейшины, Вестники, Женщины, Воины, диалог ее торжественно нетороплив; подробные ее ремарки представляют собой описания картин Рериха: «Высокое помещение с открытыми пролетами колонн в глубине. На первом плане с двух сторон поднимаются снизу две лестницы. В пролетах колонн видно небо, освещенное пожарами… Посередине за столом — Старейшины. В пурпурных плащах. По лестницам снизу взбегают Вестники, иногда истерзанные и раненые (общий тон картины похож на „Зарево“)».

Действие других картин происходит в тех переходах, подземельях и башнях, которые так любил писать Рерих для пьес Метерлинка, или в «дубраве тишайшей у подножия Синих гор», или на вершине горы, под лиловой тучей, в круге белых камней.

За стенами замка раздаются звуки битвы, воет человеческая толпа, слышатся удары камнемётов.

На сцену один за другим вбегают Вестники, докладывающие Старейшинам о свирепости врагов, о гибели городов и людей.

Главное, о чем сообщают Вестники, — гибель культуры, которую крушит безумная толпа: «Они ворвались в школы! Избивают юношей! Гибнут надежды народа… Подожжены лучшие здания… Книги уничтожили. Выпущены из тюрем все убийцы. Преступники стали во главе избивающих. Кто-то платит им золото».

Знакомая тональность «Земли» Брюсова, «Царя Голода» Леонида Андреева, старой (1898 год!) пьесы Верхарна «Зори», которую вскоре поставит в новой России Мейерхольд.

Но те пьесы — предчувствия, пророчества; в конце «Милосердия» стоит дата — ноябрь 1917 года. Значит, она совпадает со штурмом Зимнего, с взятием красногвардейцами Кремля, с декретами о мире и о земле.

Спасение России, возможность возрождения России — в народной революции. Сортавальский отшельник видит восстание разрушением, ужасом, гибелью человечества и его культуры.

Спасение он чает только в тишине. В обращении старейшин к мудрому отшельнику Гайятри, который невредимым проходит через стан врагов и заставляет их в ослеплении разить друг друга. Поверженных врагов Гайятри отпускает на волю и благословляет народ: «Ищите подвиг. Работать научитесь. Признайте единую власть знанья». Молится освобожденный народ, а Гайятри возвращается в свое отшельничество у подножия Синих гор.

«Наивное народное действо», как обозначил сам автор жанр пьесы, — истинное произведение торжественного Театра Рериха. Очевидна созвучность «Милосердия» Блоку, вселенским битвам «Скифов»:

«Вот срок настал. Крылами бьет беда…»

У Блока образы скифов и Христа неразрывно сплетены с голодным Питером, вселенская метель — с обледенелыми улицами, бешеная тройка — с «елекстрическим фонариком на оглобельках».

У Рериха все вне реальности, все абстрактно-торжественно. Гайятри, проходящий через вражеские станы, как блоковский Христос —

остается даже не символом — аллегорическим «священным знаком», отвлеченной метафорой.

Поэтому истинно волнуют в «Пламени» не злоключения героя с его картинами и не рассуждения о губительности «Пламени гнева», но пейзажи Ладоги и ее островов. Образ живого, прекрасного материнства: «Одна мать, держа на руках своего младенца, спрашивала — что есть чудо? Держа в руках чудо, она спрашивала, что есть чудо?»

Поэтому истинно волнуют в «Милосердии» не ужасы войны, не торжественный приход Гайятри, но вопль ученого — «Приходит последний час знания» — и пророческий ответ Старейшины: «Для знания нет последнего часа».

И финал пьесы, где сливается тревога за судьбу Родины и вера в ее будущее:

«Милосердие» кончается этими строками — переводом-переложением стихотворения Рабиндраната Тагора.

«Пламя» кончается строками одиннадцатой книги «Бхагавдгиты» — священной книги индусов, прославлением единой, вечной вселенной.

Индия жива для Рериха — как Россия. О возвращении в Россию и об открытии Индии мечтает он на Тулоле. Но из Сортавалы нельзя уже поехать в Петроград. Из Сортавалы можно съездить к Леониду Андрееву на Черную речку, можно посетить Илью Ефимовича Репина в его «Пенатах», от которых час езды до русской столицы. Но бывшие пригороды Петербурга рассечены границей между красной Россией и белой Финляндией. Путь в Россию закрыт. И путь в Индию лежит не на восток, через Урал и Сибирь, а на запад — в Англию, откуда постоянно отходят корабли в богатейшую из английских колоний.

В 1918 году Рерихи уезжают из Сердоболя — Сортавалы. Уезжают всей семьей. С новыми картинами Николая Константиновича. С его новой повестью и новой пьесой. С новыми стихами:

Путь из Сортавалы протянулся сначала на север, в Скандинавию. Где по семейным преданиям жили Рерихи — викинги и епископы, откуда вышел в свой недобрый час вместе с Карлом XII генерал, потомки которого так прочно осели в России.

Путь из Сортавалы идет сперва давно знакомой Финляндией. Путь приводит в Выборг, который называется теперь — Випури. Три часа езды от Петрограда, старый замок, парк «Монрепо», куда любили ездить петербуржцы на отдых. Петроград — за границей. Об этом, видимо, недолгом и достаточно драматическом периоде жизни художника рассказал его биограф В. Н. Иванов. Рассказал, к сожалению, коротко и туманно: «В Выборге 1918 года наш художник один. Вез денег. Без друзей. Его ищет его почитатель, ищет всюду.