Вадим Парсамов - Декабристы и Франция

Барятинский посвятил Пестелю небольшую поэму «Le vieillard du Meschacebé» («Старик с Миссисипи»), которой предшествует стихотворное вступление, содержащее в себе любопытную и неожиданную характеристику вождя Южного общества, а также позволяющее уточнить некоторые моменты взаимоотношений Барятинского и Пестеля.

На следствии Барятинский, по-видимому, склонен был преуменьшать степень своей близости с вождем Южного общества. Так, например, он утверждал, что в 1821 г. с Пестелем «был мало знаком и даже по некоторым причинам они были холодны друг протива друга» (X, 279), и вплоть до середины 1823 г. Пестель не был с ним откровенен (X, 280). Такое признание не должно вводить в заблуждение. Тактика, избранная Барятинским на следствии, заключалась не только в том, чтобы спасти себя, но и в том, чтобы по возможности спасти своих товарищей. Дав на первом же допросе неосторожные показания, Барятинский сразу же после этого пишет письмо В.В. Левашеву, в котором просит разрешения поменять более откровенные показания на менее откровенные и таким образом «освободить мою совесть от ложного признания, без сомнения совсем невольного, которое у меня вырвалось при первом подписанном мною показании и которое могло бы очень обвинить того, кого оно касалось» (X, 280).

Особенно Барятинский пытался спасти Пестеля. Даже в тех случаях, когда тот показывал против самого себя, Барятинский опровергал его, обвиняя в хвастовстве: «Несчастная слабость полковника Пестеля была хвастаться тем, чего не было» (X, 280). Когда речь заходила о том, что могло послужить в пользу Пестеля, Барятинский отнюдь не скрывал своих дружеских отношений с ним: «Полковник Пестель, хотя и получал изредка свидетельства о действиях общества в Василькове через Бестужева, однако же часто мне по дружбе, которая нас соединяет (курсив мой. – В. П. ), говорил, что он тихим образом отходит от общества, что это ребячество, которое может нас погубить, и что пусть они делают, что хотят» (X, 260).

Таким образом, если верить показаниям Барятинского, их отношения с Пестелем были достаточно холодны и сопровождались недоверием Пестеля вплоть до 1823 г. Но тогда как объяснить, почему именно Барятинскому Пестель поручил летом 1823 г. вести сложные и ответственные переговоры с Н.М. Муравьевым?

В действительности все было не совсем так. Прежде всего попытаемся датировать стихотворное послание Барятинского к Пестелю. Основание для этого содержится в первых строках:

Цензурноеразрешениесборникполучил 18 февраля 1823 г. Вплоть до лета 1823 г. Барятинский находился в Тульчине, и рукопись сборника он, по-видимому, отправил в Москву в конце 1822 – начале 1823 г. Следовательно, позже этого времени стихотворение написано быть не могло.

К имени Пестель Барятинский сделал примечание: «Colonel, commandant le régiment de Viatka» 33. Эту должность Пестель получил в ноябре 1821 г. (IV, 6). В течение этого времени, т. е. с осени 1821 по середину 1823 г., Пестель и Барятинский вряд ли могли не видеться четыре месяца. Местечко Линцы, где был расквартирован полк Пестеля, находилось неподалеку от Тульчина, где Пестель часто бывал как по делам службы, так и по делам тайного общества. И.Д. Якушкин вспоминал, что «в Тульчине члены тайного общества почти ежедневно сообщались между собой и тем самым не давали ослабевать друг другу» 34.

Единственно возможный период, когда Пестель и Барятинский могли не видеться в течение четырех месяцев, приходится на весну 1821 г. – время бессарабских командировок Пестеля, занявших у него примерно три месяца 35. Если к этому прибавить еще несколько недель, в течение которых Пестель и Барятинский могли не видеться, то вполне может получиться четыре месяца. Послание к Пестелю и посвященная ему поэма, скорее всего, были написаны летом 1821 г., а когда Барятинский готовил сборник к печати, Пестель уже был командиром Вятского полка, о чем автор и уведомил читателя. Таким образом, можно полагать, что между Пестелем и Барятинским с самого начала их знакомства установились дружеские отношения, не ограничивающиеся служебными и конспиративными делами.

К Пестелю Барятинский обращается иначе, чем к Ивашеву. Если Ивашев – «aimable fainéant», то Пестель – «prime sodalium». Это латинское выражение, выделенное в тексте курсивом, означает не только «первый друг, товарищ», но и «соучастник» 36, а сам латинский язык отсылает к римской республике и содержит в себе намек на республиканские идеи Пестеля. Различные характеристики получают соответственно и занятия Ивашева и Пестеля. В первом случае речь идёт о léger travail (лёгком труде) heureux essais (счастливых опытов ), во втором – о nombreux traveaux (многочисленных трудах) grande pensée (великой мысли). Однако если в послании к Ивашеву Барятинский подробно излагает, в чем заключаются его легкий труд и счастливые опыты , то о содержании многочисленных трудов и великой мысли Пестеля многозначительно умалчивается. Об этом может судить только особо посвященный читатель.

Барятинский ограничивается лишь излиянием дружеских чувств, соединяющих автора и адресата:

Если к этому добавить, что Пестель «часто ласкал музу» Барятинского: Ma muse sous ta main fut souvent caressée, то перед нами окажется образ Пестеля, совершенно отличный от того, каким его обычно представляли современники. Суровый вождь Южного общества предстает в образе чувствительного героя.

Не менее характерна и сама поэма, посвященная Пестелю. Она написана по мотивам романтической прозы Шатобриана. Однако указание Е.Г. Кислицыной, что «Le Vieillard du Meschacebé» – переложение в стихи отрывка из «Les Nachez» Шатобриана 37, неверно. Такого отрывка в шатобриановской эпопее нет. Кроме того, Барятинский вообще не мог в то время читать это произведение, впервые увидевшее свет лишь в 1826 г. 38. Он имел в виду, конечно же, не роман «Начезы», а повесть «Атала», опубликованную в 1801 г. Оттуда Барятинский заимствовал место действия – берега Миссисипи и имя главного героя – Шактас.

Что касается сюжета, в основе которого лежит незаконная любовь мачехи к пасынку и трагическая развязка, вызванная слепой ревностью отца, то он восходит к хорошо знакомой Барятинскому «Федре» Расина. Подобно расиновским героям, Шактас Барятинского – абстрактный персонаж, изъятый из времени и пространства, носитель страсти в чистом виде. Однако это вовсе не исключает субъективную ориентацию автора на ультраромантический мир Шатобриана. Автор «Рене» и «Атала» одним из первых в европейской литературе реабилитировал сильные чувства, выведя их из-под контроля разума – доминирующей категории в культуре XVIII в. Поэтому связь, устанавливаемая Барятинским между французским романтиком и Пестелем, весьма показательна. Дикая природа Северной Америки, пылкие страсти дикарей, любовь, рождающая ненависть, и ненависть, ослепляющая рассудок, – весь этот мир шатобриановских произведений 39Барятинский пытался запечатлеть в своей поэме, которую принес на суд Пестеля: