Александра Баркова - Подросток. Исполин. Регресс. Три лекции о мифологических универсалиях

Рис. 2. Павел Корин. Александр Невский

Здесь я делаю маленькое лирическое отступление о сильно обиженном хорошем человеке, хорошего человека звали Виссарион Григорьевич Белинский, о котором в наших учебниках написали такое, что к нему никакого отношения не имеет. Белинский с точки зрения учебника – это унылая железобетонная бяка, выражаясь деликатно. На самом деле это был чрезвычайно умный человек. Белинский в статье «О русской повести и повестях г-на Гоголя» писал о трагедии Шиллера «Разбойники» (у статьи большие проблемы с названием, я не виновата, не я была редактором Виссариона Григорьевича). Он там, в частности, писал: «Некоторые находят в первых драматических произведениях Шиллера много фраз; например, говорят они, из всего огромного монолога Карла Моора, когда он объявляет разбойникам о своем отце, человек в подобном положении мог бы сказать разве каких-нибудь два-три слова. По-моему, так он не сказал бы ни слова, а разве только показал бы безмолвно рукою на своего отца», но на это надо смотреть не как на отражение действительности, а как на отражение творящегося в душе человека, то есть отражение переживания персонажа (раз!) и переживания автора (два!): «в этом создании нет истины жизни, но есть истина чувства». Это то, о чем я говорю постоянно и говорить буду чем дальше, тем больше. Что такое реализм в искусстве? Это отражение наших переживаний от объекта. Если наши переживания в произведении искусства (прозаическом, изобразительном, сценическом и так далее) отражены плохо, мы выкатим здоровенный список того, что так не бывает. Если «истина чувства» в произведении есть – нам пофиг, соблюдены ли такие-то реалии, мы в восторге, и не мешайте наслаждаться.

Вернулись к Корину, что перед нами? Это отражение переживания в середине XX века событий, связанных с древней историей. Как эти переживания отражены? На пять с плюсом, на семь баллов по пятибалльной! Какие тут претензии к тому, что Невский выглядел не так?! Никаких, это великая картина. Великая картина велика не соответствием учебнику по истории доспеха, она велика тем, как отражены переживания зрителей.

Здесь мы подходим к следующему любопытному моменту, тому, о чем я уже многократно рассказывала в лекциях, и поэтому сейчас об этом только вскользь. Пару десятков лет тому назад мне довелось пересмотреть, выражаясь научным термином, чертову прорву репродукций картин на военную тему. Несколько сотен. И я в какой-то момент обратила внимание на то, что линия горизонта регулярно примерно такая, как мы видим у Невского: ему собор по колено, дружина по икру (причем начинается от щиколотки, заканчивается на икре – совсем мелкая дружина). Это претензия на реализм, это перспектива. Обычно, как мы увидим на конкретных работах, массовка главному герою где-то от земли до колена, то есть массовка составляет треть роста героя. Или там проходит линия горизонта.

Дальше. Этого у меня нет на фотографиях, но нетрудно пройтись по любому городу, где есть здание сталинской архитектуры. Я в этом смысле очень люблю два здания Министерства обороны у нас в Москве: одно сталинское, второе брежневское. Когда мы идем мимо сталинского здания Министерства обороны, мы видим торжественные двери, которые как раз составляют три человеческих роста. И мы зададим высоконаучный вопрос: а нафига? И, в общем, даем на это вполне адекватный культурологический ответ: для торжественности. Итак, чтобы здание выглядело торжественно, то есть вызывало у нас всю ту же бурю эмоций (а то, что вызывает нужный, правильный эмоциональный отклик, как уже было сказано, – реалистично), нам нужны двери, рассчитанные на некоего персонажа, который в три раза выше нас с вами. И когда мы видим такие двери, у нас всё правильно. Если мы посмотрим на вход в брежневское Министерство обороны, то какое-то оно не такое, вроде бы оно беленькое и ритмичное, но двери там не той высоты и интересующий нас персонаж туда не войдет. Это, безусловно, свидетельство застоя – в культуре, в частности. В официальной культуре. В эпоху застоя было много чего интересного, но в официальной культуре с застоем, действительно, все было сурово.

Я об этом подробно говорю в курсе мифологии, что есть представление о мировой оси, то есть то, на чем зиждется мир. Во всех книжках написано, что основные формы мировой оси – это мировая гора (подробности читайте сами) и мировое древо (про это тоже написаны тонны литературы). А я говорю, что есть еще третий образ – это образ мирового исполина. Мы его в классической мифологии знаем как Атланта – и кроме Атланта таких персонажей нет практически нигде, а то, что есть, всё связано со Средиземноморским регионом. Понимаете, какой-нибудь хеттский Упеллури известен только особо продвинутым в мифологии товарищам. Нам важно не это.

Нам важно то, что в классической мифологии, в известных мифологических системах образ мирового исполина, в общем, не представлен, и поэтому он не входит в популярные книги по мифологии. Но если мы посмотрим на этот образ в изобразительном искусстве… Пока мне приходилось регулярно бывать в МГУ у главного здания, там парк, в парке, логично, стоит Ломоносов, можно померить, сколько ростов современного студента он составляет, считая с пьедесталом. Три – три с половиной. Складывается картина следующая: у нас в сознании сидит представление о некоем исполине, который в три – три с половиной раза выше роста нормального человека. На Пушкинскую площадь можно пойти померить памятник Пушкину в человеках, всё тоже стандартно. На самом деле, это абсолютно стандартный размер классического памятника. То есть этот исполин – это размер памятника, это высота парадной двери для него и это отражается на картинах, опять же связанных с бурным эмоциональным подъемом, – на военную тематику, а мы с вами это еще посмотрим сегодня на картинах матерого соцреализма, в котором реализма, сами понимаете, кот наплакал, но зато соц – очень много, и на плакате. Плакат – совершенно замечательное в этом смысле искусство, потому что его прямая задача вызывать бурю эмоций, чтобы человек пошел на смерть, потому как человек может пойти на смерть только в состоянии бури эмоций.

(Вопрос аудитории: является ли это тенденцией только европейской культуры?)

Нет, не только европейской. Скажем так: слуг везде рисовали маленького роста. Мы с вами можем брать китайские и японские картины, и там слуги будут ростом меньше, чем господа, это я вам говорю не глядя. Я могу сказать, что эти самые исполины будут где угодно. Стоит в Питере в Кунсткамере при входе копия центральноамериканской статуи – там совершенно точно три – три с половиной роста.