Мстислав Добужинский - Воспоминания

В ГРМ хранятся следующие работы: «Мюнхен» (1900, уголь), «Город» (1901, пастель), «Мюнхен. Городской пейзаж» (1901, пастель), «Мюнхенский пейзаж» (1901, уголь), «Процессия ночью» (1901, уголь, мел). Кроме того, там же хранятся несколько городских пейзажей, написанных маслом, в том числе «Уголок двора» (1899–1901) и темперой — «Крыши домов» (1899–1901). Все эти работы представляют собою лишь подступы к теме города, и в них еще трудно уловить характер городского пейзажа, который сложился в творчестве Добужинского к середине 900-х годов.

Триумфальная арка ( нем. ).

Свет с востока ( лат. ).

В письме к отцу от 23 сентября 1896 г. Добужинский иначе относился к преподаванию: «Недели 2 назад один товарищ по университету предложил мне, не желаю ли я взять урока — заниматься рисованием с девочкой.

В прошлое воскресенье я был и условился. Папа — Поворинский некто, был членом Палаты в Вильно несколько лет назад, теперь в Сенате, кажется товар[ищем] прокурора Кассационн[ого] департамента. Знает дядю Федю. Девочка 11 лет, по-видимому не без дарованьица. 22-го я дал 1-й урок […] Уроки эти меня очень интересуют, я себе составил маленькую программку, так что преподавать буду в некоей системе».

Именно в это время Добужинский писал отцу: «Своим художеств[енным] идеалом я ставлю нечто выше жанра бытового и исторического, где все в содержании […] Картина должна действовать, по-моему, не только на ум, и на душу, должна, как музыка, содержать в себе нечто несознательное <���…> Поэтому художник не должен специализироваться…» (письмо от середины сентября 1901 г. из Петербурга).

В. П. Добужинский вышел в отставку в 1907 г., дослужившись до чина генерал-лейтенанта, и, кроме пенсии, не имел средств.

Через несколько лет я попытался поговорить об Эрмитаже с А. И. Сомовым, хранителем картинной галереи (отцом Кости Сомова, с которым я дружил), но понял, что это невозможно: требовались очень большие знания в истории искусства, которых тогда у меня не было.

20-го числа каждого месяца в государственных учреждениях выдавалось жалованье.

Точнее, Большой Итальянской, теперь ул. Ракова.

В ГРМ хранятся следующие работы: «Вид Петербурга ночью» (1899–1901, пастель), «Петербург» (1901–1902, уголь), «Троицкий собор» (1901–1902, уголь).

Только почти через два года я стал получать настолько приличное жалование, что наконец мог не пользоваться той субсидией, которую получал от моего отца.

Мазуркевич Владимир Александрович (1871–1942) — поэт; участвовал в работе издательства детской книги «Радуга» в 20-х годах.

Это не точно: Добужинский пользовался двумя монограммами, подписывая рисунки для «Шута» (см. список подписей и монограмм в кн.: Чугунов Г. М. В. Добужинский. Л., 1984, с. 285).

Добужинский работал для «Шута» в течение почти всего 1902 г. (№ 2–47) и выполнил 36 карикатур (многие из них находятся в ГРМ и ГРБ ), две постоянные заставки и серию иллюстраций к поэме В. А. Мазуркевича «Последний посев». Рисунки к поэме воспринимаются неким итогом графического творчества художника перед его вступлением в «Мир искусства». Иллюстрируя поэму, он впервые заинтересовался проблемами графического оформления (см. заставку и концовку: Шут, 1902, № 45). О своем давнем увлечении карикатурой и в связи с ней Добужинский писал отцу 25 февраля 1907 г. из Петербурга: «Пересматривая свои детские рисунки, я удивляюсь, действительно, как рано у меня явилось чувство комизма: есть явные гротески уже в моих трехлетних рисунках. Я считаю, что карикатура есть только маленькая и мелкая разновидность „Смеха“, это анекдот. И вот мне кажется, в этих городских рисунках (имеются в виду петербургские пейзажи начала 900-х годов. — Г. Ч. ) я от анекдота стою уже далеко, но все-таки в области смеха. Быть может, это и есть моя „линия“ — значит, с детства клонит. И очень было бы печально, если бы я закис на меньшем, на частичном».

Дурным тоном ( франц. ).

Об этих «грехах молодости» Грабарь рассказал (см.: Грабарь , с. 66–70).

Добужинский жил тогда в 7-й роте Измайловского полка, дом № 16, кв. 4.

Н. Н. Евреинов, сотрудник Добужинского по канцелярии министерства путей сообщения, рассказывал о художнике: «Вот человек, который из всей „нашей компании“ неизменно держал себя хладнокровно, никогда „не выходя из себя“, с полным достоинством как в отношении „товарищей“, так и начальства. Что называется — „комар носу не подточит“.

Гордый — да. Однако всегда милый, любезный, тактичный, обаятельный человек. Красивый. Высокий. Что-то английское, „лордистое“ во всей фигуре и осанке […]

Держится прямо, „в струнку“, голову носит всегда высоко, однако не задирая, не „возносясь“. В походке что-то военное. Сын генерала […] Наследственное, как наследственна (старинный дворянский род) и любовь к старине […]

Да, барского, старинного, аристократического в М. В. Добужинском хоть отбавляй — „за версту несет“. А вот подите же, — левый, если не левейший, по своим убеждениям (кто, например, из всех художников, как не Добужинский, дал в печати 1905–1906 гг. самые острые, едкие и пламенные, несмотря на графическую сдержанность, рисунки?..)» ( Евреинов Н. Н. Оригинал о портретистах. М., 1922, с. 53, 54).

Много подобных рисунков хранится в ГРМ, ГРБ, С. н. Париж.

В отставку, как это ни невероятно, я ушел, прослужив почти семь лет, в 1909 г., когда у меня начались большие театральные работы. Уже последние три года перед этим я решил это сделать, но еще не мог найти в себе мужества бросить службу 19* . Жалованье мое тогда было 150 руб[лей] в месяц…

Судя по рекламным листкам, это заведение называлось «Школа Бакста и Добужинского» (см. собр. Г. Ч. ). Она была создана в 1906 г. стараниями и на средства Елизаветы Николаевны Званцевой (1864–1922), художника и владельца нескольких художественных студий, и находилась в доме № 25 по Таврической ул. Добужинский преподавал в ней с момента ее открытия до 1911 г., сначала вместе с Бакстом (до 1909 г.), затем с К. С. Петровым-Водкиным (с 1910 г. студия стала называться «Школа Добужинского и Петрова-Водкина», см. рекламные листки в том же собр.).

При мне переменилось три министра. Я застал еще кн[язя] Хилкова, которого непочтительно прозвали Хилкач, хотя непочтительного отношения он, кажется, не заслуживал: он был человек «американской складки» — ездил в Америку изучать пути сообщения и, говорят, служил там машинистом на жел[езной] дороге. В подражание Аврааму Линкольну он брил усы и носил такую же бородку.