П Булацель - Исследования о самовольной смерти

А если нет таких законов, которые могли бы заставить человека осуществит при жизни цел ею христианского существования, то не может быть и речи о законах, запрещающих ему прекратить эту жизнь. Когда худой актер сознательно отказывается от исполнения трудной роли и скромно удаляется за кулисы, мы одобряем его скромность, почему же мы должны осуждать человека, который сознав, что вся его жизнь есть уклонение от нравственных идеалов христианина, решается скромно удалиться с арены жизни? Не потонули что он сознал свои недостатки. Или быть может потому, что, отчаявшись в своем исправлении и в возможности изменить условия своей жизни, он проявил бесхарактерность и отсутствие искренней веры в Проведение, при помощи которого всегда возможно исправление даже величайших преступников?! Пусть так; согласимся, что такой человек сделал бы похвальнее, если постарался бы жить и самоусовершенствоваться. Но всё же, лишая себя жизни, отчаявшись в возможности исправления, такой человек поступает лучше, чем иной, сознательно уклоняющийся всю свою жизнь от исполнения нравственных велении своей совести и всё таки спокойно доживающий свой век без всякого стремления к лучшим идеалам. А ведь против последнего законодательство бессильно. Безнравственного сибарита, лентяя, черствого эгоиста, скупого одинокого человека, вся жизнь которого направлена на то, чтобы мотать, или копить деньги — закон не преследует, не карает, хотя всё эти лица грешат против Бога и против человечества, отказываясь служить им.

Самоубийца так же отказывается служить человечеству, но за то своею добровольною смертью он перестает и делать зло, если жизнь его была греховна. В самоубийстве по отношению к людям можно видеть только отрицательные невыгоды, самоубийца перестает делать добро. В самоубийстве же по отношению к самому себе можно видеть лишь посягательство на собственное благо на свою жизнь. А так как каждый волен распоряжаться своим благом без всякого ограничения, лишь бы этим распоряжением не нарушались чужие права, то и самоубийство с точки зрения юриспруденции не может быть рассматриваемо, как преступление против собственной жизни и самое определение преступления самоубийства, приведенное составителями уложения в ст. 1472, противоречит основным понятиям уголовного права о преступлении вообще, как посягательстве на чужое благо.

Еще возражают, что самоубийца, умирая совершает преступление по отношению своих родных, близких, заставляя их скорбеть об его преждевременной смерти. Но здесь опять смешивают понятие греховного с понятием преступного. Может быть религия осудит отца семейства, который из страсть к путешествиям, на долго покидает свою семью и отправляется в далекие страны, не позаботившись о том, чтобы на долгие годы обеспечить участь своих детей; Но никакой закон не назначает за это наказание и не считает это преступлением. И так, даже признав самоубийство безнравственным и греховным деянием, мы не можем согласиться с тем, что оно есть деяние преступное. Одна из важнейших задач государства это изыскивать меры к поднятию общественной нравственности. Достоинство законов определяется тем, насколько они служат выражением нравственных идей. Но идея справедливости уже сама по себе говорит против тех мер, которыми уложение хочет предупредить развитие самоубийства. То время, когда вместе с преступником наказывались и всё его домочадцы, уже давно кануло в вечность. А других карательных мер для предупреждения самоубийства криминалисты не могли изобрести; поэтому и с точки зрения целесообразности наказаний и с точки зрения справедливости следует положительно отвергнуть наказание за самоубийство. Напрасно поборникам наказуемости за самоубийство выставляют на вид тот исторический факт, что самоубийства у некоторых народов были почти не известным и редким явлением, хотя законы и религия не только не наказывали самоубийц, но даже вовсе не упоминали об этом деянии. В древней Польше и Прибалтийском крае не существовало ни каких запретов и наказаний самовольному лишению себя жизни, то же самое у Евреев, а между тем до конца 17 столетия самоубийства в Польше и в Остзейском крае были неслыханною редкостью; тогда как в Англии и России, где уголовное право смотрит на самоубийство, как на преступление, самоубийства возрастают с каждым годом. Не лучше-ли это доказательство, что причины развития самоубийства вовсе не заключаются только в отсутствии веры в загробную жизнь и в отсутствии карательных законов? Но современные проповедники преступности самоубийства утверждают, что чрезмерное развитие самоубийств у нас в России следует прежде всего приписать тому обстоятельству, что законы о самоубийцах применяются с послаблением, что вследствие излишней гуманности врачей всех самоубийц обыкновенно признают помешанными, вследствие чего и, не подвергая установленному наказанию, хоронят по обрядам церкви, так что в обществе многим лицам даже вовсе не известно, что наши законы считают самоубийство преступлением и за него карают. По мнению. например, Невзорова [99] Невзоров «о самоубийстве» 1891 г. стр. 39. ) «если бы постановления «нашего законодательства относительно самоубийц «аккуратно приводились бы в исполнение, число «самоубийств несомненно сократилось-бы».

Но кроме уже выше приведенных соображений, в силу коих самоубийство не может быть признано деянием преступным, следует еще иметь ввиду, что по теории уголовного права всякое наказание, будучи последствием преступления, должно быть направлено прежде всего на борьбу с злою волею преступника. Но самоубийца не преступник; а если бы он и был преступником, то как же мы будем посредством наказания бороться с его преступною волею, когда ни самого преступника, ни его злой воли уже не существует! Бездушное тело лишено всякой воли, а преступную душу, освободившуюся от оков тела может судить только Высший Небесный Судия.

Если самоубийство не есть преступление то и покушение на самоубийство и подстрекательство к самоубийству не должно быть наказываемо, так полагает профессор Таганцев [100] Таганцев «о преступлении против жизни по русскому праву» т. II стр. 415. ), тоже говорит и профессор Кистяковский [101] Кистяковский «Элементарный учебник общего уголовного орава» стр. 324. ). Юридическое основание их взгляда на ненаказуемость пособничества и покушения на самоубийство вполне логично, ибо если деяние само по себе не преступно, то и покушение на совершение этого деяния не может считаться преступным. Ныне же действующее наше уложение назначает в ст. 1473 в виде наказания церковное покаяние изобличенному в покушении лишить себя жизни, когда исполнение его намерения остановлено независящими от него обстоятельствами. Тогда как свод законов 1832 года назначал за покушение па самоубийство ссылку в Сибирь, а законодательство Петра I наказывало покушение к самоубийству смертною казнью.