Соломон Волков - История культуры Санкт-Петербурга

Сама Ахматова хорошо осознавала историческое и культурное значение своего opus magnum. Недаром к первой части «Поэмы без героя» – «Девятьсот тринадцатый год» – она дала подзаголовок «Петербургская повесть», проведя таким образом прямую параллель к другой знаменитой «Петербургской повести» – «Медному всаднику» Пушкина. Действительно, роль поэмы Ахматовой в формировании петербургского мифа, каким он сложился к концу третьего столетия существования города, вполне сопоставима с тем мощным первоначальным импульсом, который дало возникновению этого мифа произведение Пушкина. По мнению Льва Лосева, «Поэма без героя» есть «историософская поэма, не столько о событиях истории, сколько о механизме истории, который Ахматова видит в цикличности времен, в бесконечной повторяемости, что и роднит ее с историческим видением Пушкина…».

В «Поэме без героя» отсутствует развернутое повествование. Суть сюжета этой «Петербургской повести» сводится к традиционному трагическому любовному треугольнику Пьеро – Коломбина – Арлекин, за которым просматривается реальная драма, взволновавшая артистические круги столицы в 1913 году. Тогда молодой поэт-офицер Всеволод Князев покончил самоубийством, выстрелив себе в грудь. Молва связала это самоубийство, характерное для, говоря словами Ахматовой, «предвоенной, блудной и грозной» атмосферы Петербурга тех лет, с безответной любовью Князева к близкой подруге Ахматовой, танцовщице Ольге Глебовой-Судейкиной. Счастливым соперником Князева называли знаменитого поэта Александра Блока. На похоронах сына мать Князева бросила Ольге в лицо: «Бог накажет тех, кто заставил его страдать».

И Князев, и его стихи, и трагическая история его любви были погребены под шквалом обрушившихся на Россию Первой мировой войны, а затем революции и, казалось, прочно забыты. Незамеченной осталась и смерть от скоротечной чахотки в голодном и холодном Париже 1945 года эмигрантки Ольги Глебовой-Судейкиной. Но Блок и после революции оставался популярным, а его преждевременная смерть в августе 1921 года только добавила ему мученического ореола и сделала его одним из самых почитаемых поэтов в истории русской литературы.

В жизни Ахматовой Блок занимал исключительно важное место – и как поэт, и как человек-символ своей эпохи. В 10-е годы Ахматова затеяла с Блоком рискованную литературную игру, намекая в опубликованных стихах на свою любовь к неназванному поэту с хорошо известными современникам чертами Александра Блока, вроде его знаменитых серых глаз.

Возникшая с легкой руки Ахматовой всероссийская легенда о ее с Блоком «романе» пережила не только смерть поэта, но и последовавшую за ней неожиданно для Ахматовой скорую публикацию его дневников и записных книжек. Массовый читатель не заметил в них того, что сразу же уловил внимательный и пристрастный взгляд Ахматовой, с тех пор не раз уязвленно говорившей своим друзьям: «Как известно из записных книжек Блока, я не занимала места в его жизни…»

Отныне гневные отрицания ее мнимого «романа» с Блоком и наигранные иронические недоумения по поводу происхождения этой легенды стали одной из обязательных тем разговоров Ахматовой со старыми и новыми знакомыми. Довелось услышать презрительные тирады Ахматовой по этому поводу и мне, и, разумеется, тогда, в 1965 году, мне не приходило в голову (а если бы и пришло, то определенно не хватило бы духу сказать об этом вслух) указать на самоочевидный источник возникновения этой пресловутой легенды: популярные ранние любовные стихи самой Ахматовой. Именно в них впервые появилась в творчестве Ахматовой «блоковская тема», в «Поэме без героя» разросшаяся до «блоковского текста», составляющего один из важнейших слоев этого произведения и включающего целое переплетение тем, образов, аллюзий и прямых цитат, восходящих к Блоку.

Блок в «Поэме без героя» Ахматовой появляется как андрогинный герой, демон с женственной улыбкой и двоящимся обликом. Он не только Арлекин, но и Дон Жуан «с мертвым сердцем и с мертвым взором». Недаром эпиграф к первой главе Ахматова взяла из оперы Моцарта «Дон Жуан»:

При этом, как это обычно бывает у Ахматовой, в «Поэме без героя» отсылка к Моцарту скрывает другую, еще более глубокую параллель с классической русской интерпретацией легенды о Дон Жуане – с одной из «Маленьких трагедий» Пушкина под названием «Каменный гость» (тем самым «Каменным гостем», по которому написал свою новаторскую оперу духовный отец «Могучей кучки» Александр Даргомыжский).

О «Каменном госте» Пушкина Ахматова в первые годы после Второй мировой войны написала специальную работу, которую потом не раз дополняла и расширяла. В этом блестящем эссе Ахматова смело утверждала, что Пушкин спроецировал на своего Дон Гуана собственные эмоции: боязнь счастья и загробной верности (или загробной ревности). Для нее важно, что по Пушкину Дон Гуан «действительно переродился во время свидания с Доной Анной и вся трагедия в том и заключается, что в этот миг он любил и был счастлив, а вместо спасения, на шаг от которого он находился, – пришла гибель». Согласно Ахматовой, у Пушкина в данном случае «миф» (комплекс моральных черт) получает некую реальную биографию».

Уже давно установлено, что в своих работах о Пушкине Ахматова часто намекает на некоторые совпадения пушкинских жизненных и творческих ситуаций со своими собственными. Она сравнивает пушкинского Дон Гуана с петербургским повесой, а его друзей называет «золотой молодежью». Читателю, хорошо знакомому с русской поэзией начала века (а именно на такого читателя был в первую очередь ориентирован текст Ахматовой), остается сделать только один шаг, чтобы вспомнить о «петербургском Дон Жуане» – Александре Блоке и его знаменитом стихотворении 1912 года «Шаги командора», в котором автобиографический герой, именуемый Дон Жуаном, встречая пришедшего за ним Командора, восклицает, в подражание финальной реплике из трагедии Пушкина («Я гибну – кончено – О Дона Анна!»):

Все это возвращает нас к любовному треугольнику, составляющему сюжетное ядро «Поэмы без героя»: Пьеро – Коломбина – Арлекин, за которыми стоят два поэта (Князев и Блок) и подруга Ахматовой, Ольга Глебова-Судейкина. Ахматова признавалась, что в «Поэме без героя» использована тайнопись («симпатические чернила», «зеркальное письмо») и что у этой шкатулки – «тройное дно». Более того, она прямо обращается к Ольге так: «Ты – один из моих двойников». Читателю достаточно, по подсказке Ахматовой, подставить в сюжете «Поэмы без героя» на место Ольги ее, Ахматову, чтобы увидеть в роли ее любовного партнера Дон Жуана – Блока, который в своих «Шагах командора» настойчиво обращается к любимой по имени, являющемуся также именем Ахматовой: