Кирилл Чекалов - Популярно о популярной литературе. Гастон Леру и массовое чтение во Франции в период «прекрасной эпохи» [litres]

Не исключено, что «Преступлением Рультабийля» Леру планировал поставить точку в «Рультабийлиане». Однако в скором времени он публикует роман «Рультабийль у цыган», в котором еще сильнее выражена тенденция к подведению итогов – более того, в этой книге не без оснований усматривают черты автопародии. При написании «Рультабийля у цыган» писатель активно использовал сюжетные мотивы своего неопубликованного романа «Пулулу», о котором говорилось в третьей главе, а также развил цыганскую тему, ранее подробно артикулированную в романе «Королева шабаша». Кроме того, Леру ввел в роман забавный эпизод из собственной биографии: в 1895 году, работая в газете «Матен», он захотел взять интервью у обвиняемого в убийстве маркиза де Нейва, пребывавшего под строгим надзором в тюрьме города Бурж. Для этого ему пришлось выдать себя за антрополога г-на Арно (об этом случае Леру рассказал в статье «Запретный плод», опубликованной на страницах газеты «Матен» 12 апреля 1899 года). В романе этот житейский эпизод воссоздан очень близко к реальности. 2 октября 1922 года Леру лично прорекламировал «Рультабийль у цыган» в той же газете, назвав книгу «самым отважным и самым ужасающим приключением» из числа тех, что выпали на долю его героя.

Детективные мотивы в романе присутствуют, но преимущественно в пародийном плане (так, таинственная смерть Лавардана, как выясняет Рультабийль, связана отнюдь не с жестоким убийством, но с несчастным случаем – а именно падением на гвоздь); к тому же они тонут в запутанных приключениях, связанных с похищением цыганами маленькой Одетты. Столь же пародийный характер носит и переодевание Рультабийля в даму (вновь аллюзия на «Люпениану» и «Фантомасиану»).

Но, пожалуй, кульминацией разлитой по книге стихии бесшабашного комизма становится эпизод, в котором Рультабийлю, чтобы вызволить Одетту и вместе с тем не возбудить подозрений у ее похитителей, приходится изображать из себя огородное пугало. Неподвижная поза раскинувшего руки и напялившего на себя рваный плащ и ветхую фетровую шляпу героя вроде бы вводит злодеев в заблуждение; но тут ему на нос садится муха, и Рультабий машинально отгоняет ее ладонью – жест, чуть не стоивший ему жизни.

По мере чтения романа у читателя нарастает ощущение, что автор книги в данном случае попросту резвится – ничуть не меньше, чем Фантомас в образе брамина; Леру снабжает главы весьма двусмысленными эпиграфами, позаимствованными из произведений Шекспира, Тассо, Вальтера Скотта, Гюго и даже… «Полного собрания сочинений Рультабийля». Игровая стихия увенчана жизнерадостным, совершенно цирковым финалом (на глазах у изумленной публики госпожа де Мейран превращается в Рультабийля), но всеобщее ликование прерывает телефонный звонок главного редактора: репортеру снова предстоит ответственное задание.

Для любого романного цикла можно считать вполне естественным не только присутствие общих персонажей, но и наличие внутренних отсылок от одного произведения к другому. В случае же с романом-фельетоном (а все части «Рультабийлианы» первоначально публиковались именно как романы с продолжением на страницах газет и журналов) этот принцип нередко оказывается поддержан внедрением в текст резюме ранее изложенных эпизодов. Последняя особенность встречается в «Рультабийлиане» только единожды: «Странную свадьбу Рультабийля» предваряет достаточно развернутый на две страницы пересказ предшествующей части цикла – «Черного замка», что можно считать уникальным случаем в творчестве Леру. К тому же «Странная свадьба Рультабийля» прямо-таки пестрит отсылками к «Черному замку», и это не вполне характерно для автора цикла. Не исключено, что указанные особенности могут быть связаны с сумятицей военного времени – после объявления войны газета «Матен» временно прервала публикацию дилогии, так что Гастон Леру оказался перед необходимостью неоднократно напоминать своему читателю о ранее изложенных событиях.

С1908 ГОДА писатель перебрался на Лазурный Берег. Вначале Гастон Леру живет в Мен-тоне (кстати, стоявший в здешнем парке и разрушенный в 1932 году музыкальный павильон он увековечил в романе «Аромат дамы в черном»), а годом позже перебирается на холм Мон-Борон рядом с Ниццей. «Отшельник с Мон-Борона», как его теперь нередко именуют в прессе, подготовил здесь сценическую версию своей новеллы «Человек, видевший дьявола», поставленную в парижском Театре Гиньоль в декабре 1911 года. Готический сюжет Леру как нельзя лучше соединился с поэтикой этого театра, и спектакль долго не сходил с афиши. Постановку нахваливал известный критик Леон Блюм; спектакль снискал огромную популярность, и не случайно, что именно эта пьеса Леру оказалась возобновлена в наши дни.

В период своей жизни на Лазурном Берегу Леру становится одной из живых достопримечательностей Ривьеры. При этом нельзя сказать, чтобы в своих произведениях он уделял много внимания этому прекрасному краю. («La Bella Nissa» позднее отплатила ему весьма равнодушным отношением к творчеству знаменитого писателя и фактически отказалась причислять его к разряду ниццких литераторов: отыскать его романы в местных книжных магазинах почти невозможно.) Правда, молодожены Рультабийль и Ивана сразу же после свадьбы отправляются из Парижа на Лазурный Берег (роман «Странный брак Рультабийля»), но ожидаемой идиллии из этого путешествия не вышло. Отдельные ниццкие топонимы фигурируют в цикле «Шери-Биби» – частично его действие происходит на Лазурном Берегу. Здесь упомянуты и «терраса, которая огибает Замок и ведет в порт» (имеется в виду ниццкая набережная с колоритным названием «Rauba Capeu» – в переводе с ниццкого диалекта «похититель шапок»), и, разумеется, увековеченный многими писателями Английский променад, и площадь Массенá, и холм Мон-Борон, и «прекрасные сады Симье» (они примыкают к монастырю францисканцев; на холме Симье Леру жил в течение девяти лет), и «замок Вальроз» (построенная нашим соотечественником, Павлом Григорьевичем фон Дервизом, эта великолепная вилла теперь стала студенческим кампусом). Почему-то Гастону Леру были крайне не по душе развалины галло-римского города Цеменелум, которые расположены на том же холме Симье в непосредственной близости от музея Матисса – автор «Шери-Биби» именует их «отвратительными псевдоримскими руи нами».

Более подробно ниццкий колорит представлен в опубликованном в 1925 году романе «Ардигрá, или Сын трех отцов», действие которого полностью разворачивается в столице Французской Ривьеры и ее окрестностях. Здесь дело уже не ограничивается топонимами; Леру приводит целый ряд деталей местного быта, включая здешний специалитет – cвекольный пирог («la tourta de blea»), собачников с клетками, проходящий на холме Симье праздник («la fête des Cougourdons»), чрезвычайно популярную до сей поры в Ницце игру в шары… Неслучайно книга даже снабжена подзаголовком «Провансальский роман».