Марк Уральский - Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Весьма сомнительно, что оба писателя глубоко осознавали такого рода сродство. Лесков, зачисленный в свое время прогрессивной критикой в лагерь реакционеров, до конца жизни, несмотря на всеобщее признание его литературного дарования, оставался на периферии актуального литературного процесса. Глубоко переживая свою невостребованность, Лесков испытывал неприязнь к молодым подающим надежды литературным дарованиям. Со своей стороны у Чехова в личном плане не могло не быть скептически-настороженного отношения к Лескову — обиженного на всех и вся человека с очень сложным характером:

Лесков был человек огромного дарования, но причина, почему современники относились к нему большею частью недоброжелательно и, сходясь, быстро расходились с ним, лежала в нём самом — в его чванстве, в его потребности непременно всех поучать, а самому быть образцом добродетели, в его подглядывании, в наклонности к слежке, к вмешательству в интимную жизнь каждого, кто соприкасался с ним [ЯСИНСКИЙ].

Однако, при всем этом, Чехову явно импонировала в Лескове его:

Всеобъемлющая эрудиция, превосходное знание жизни, а главное — талант, яркий, самобытный, рождающий невиданные по художественной силе образы. Предметом неподдельного восхищения явился язык Лескова, удивляющий богатством ресурсов, образностью и экспрессией. Привлекали и чисто человеческие черты собрата по перу, напоминающего ему то «изящного француза», то «попа-расстригу» [МАЛИНОЧКА].

Поскольку публично Лесков манифестировал свою религиозность и глубокую укорененность в православии, а Чехов, напротив, всякого рода суждений о православной церкви избегал, их сближению способствовала не единоверческая «духовная общность», а, скорее всего, просто симпатия, возникшая при первом знакомстве. Чехов пришел в большую литературу в начале 80-х годов, когда бурное кипение общественной жизни сменилось относительным затишьем и наступила эпоха политического «безвременья» и одновременно «мысли и разума». Дистанцируясь от поучающих «как надобно жить» авторитетов, Чехов старается идти собственным путем, для чего ищет «новые формы» литературно-художественного воплощения своего мировоззрения. На этом вот пути он постоянно обращается к лесковским наработкам.

Преемственная связь между Чеховым и Лесковым существовала не только на проблемно-тематическом уровне, но и в области поэтики в использовании несобственно-прямой речи и приемов комического, в сфере бытописания и детализации. Влияние Лескова на мастерство Чехова заметно и на уровне жанровой составляющей, прежде всего в области малых жанров, водевиля, рассказа-притчи, «святочного» рассказа. В творчестве обоих писателей малые жанры наполнились глубоким социальным и нравственно-философским содержанием. Жанровое новаторство Лескова и Чехова проявилось прежде всего в том, что этим писателям удалось создать широкую панораму русской жизни не в жанре традиционного роман, а с помощью множества: небольших рассказов и повестей, сложившихся в целостную повествовательную систему. <���Заметно> наличие преемственной связи Н. С. Лескова и А. П. Чехова не только в области аксиологии, но и в части поэтики: ‹…› в использовании несобственно-прямой речи и приемов комического, в сфере бытописания и детализации. ‹…› Удачно найденный Н. С. Лесковым приём «обытовления», «прозаизации» А. П. Чехов успешно использует в своих писательских опытах, развивая и дополняя его собственными наработками. ‹…› Виделись они нечасто: Лесков был петербуржцем, Чехов — москвичом, и все-таки связь между ними не прерывалась. Взволнованный вестью о тяжелой болезни Лескова, Чехов обратился к своему петербургскому приятелю доктору Н. Н. Облонскому с просьбой оказать всемерную помощь больному. Позже, приехав в Петербург, Чехов получил возможность лично осмотреть больного. Это было в ноябре 1882 года, а через два с небольшим года Лескова не стало. «Как-то странно, — пишет Чехов А. С. Суворину, — что мы уже никогда не увидим Лескова» [МАЛИНОЧКА] [108] Об этом см. также в других работах историков литературы [ВИДУЭЦКАЯ], [ГРОССМАН], [ДМИТРИЕНКО], [ТЮХОВА]. .

Писатель говорил своему биографу, бывшему революционеру-народнику А. И. Фаресову [109] В 1877 г. Фаресов, находясь в тюремном заключении за революционную деятельность, поменял свои радикальные убеждения на либерально-демократические. :

Есть много вопросов в русской жизни, о которых я много читал, думал и все-таки не имею о них своего мнения, на котором бы настаивал. Это вопросы: еврейский, об общине и обязательном в России обучении ‹…› для себя я имею мнение, что лучше жить братски со всеми национальностями, и высказываю это мнение; но сам боюсь евреев и избегаю их. Я за равноправность, но не за евреев ‹…›. Если мне нужно купить сапоги и передо мной будут сапожники — немец, поляк, русский — то я зайду к немцу, если нет немца, зайду к поляку и т. д. К еврею я зайду после. Я знаю его (еврея) недостатки и что он где-нибудь да сфальшивит. Но все же он человек и нет разницы между дурными людьми всякой национальности.

Из вышесказанного Фаресов заключил: «Таким образом, по еврейскому вопросу у Лескова не было прямолинейности, и он сам признавал его для себя „проклятым“» [ФАРЕСОВ.]. По-видимому, так оно и было, принимая во внимания эмоциональность Лескова, его чувствительность к обидам и склонность к резким суждениям. Обвиняя, как православный христианин и корневой русский человек евреев во всех смертных грехах, он в то же время за них заступался. В 1880–1885 гг. Лесков опубликовал целый ряд статей, описывающих жизнь и обычаи российских евреев из черты оседлости: «Религиозные обряды евреев» (1880), «Обряды и суеверия евреев» (1881), «Книга Кагала» (1882), «У евреев», «Кучки», «Еврейская грация (Вербный день у евреев)», «Радостный день у евреев (последний праздник осени)», «Религиозные иллюминации у евреев», «Еврей в России. Несколько замечаний по еврейскому вопросу» (1884), «Еврейские хедеры и меламеды» (1885) — см. [ЛЕВИН С.], [MARCADÉ. Р. 426]. Благодаря этим публикациям Лесков зарекомендовал себя в качестве «эксперта» по вопросам, связанным с обычаями и религиозными верованиями евреев. Публикация очерков началась в январе 1880 г. в суворинском «Новом времени», охотно печатавшего материалы по «еврейскому вопросу», но, как правило, тенденциозно антисемитской направленности. Статьи же Лескова относились к жанру «физиологический очерк» [110] Физиологический очерк — бытовой нравоописательный очерк, получивший широкое распространение во Франции, Англии в 30–40-х гг. XIX в., а в 40-х гг. и в России. Своей целью Ф. о. ставил изображение современного общества, его экономического и социального положения, во всех подробностях быта и нравов. В физиологическом очерке раскрывается жизнь разных, но преимущественно так наз. низших классов этого общества, его типичных представителей, даются их профессионально-бытовые характеристики. Ф. о. были созданы совместно писателями и художниками и снабжались многочисленными «зарисовками с натуры» [ЛИТЭН. Т. 11. Стб. 713–716]. , т. е. имели главным образом познавательное значение. Суворина это обстоятельство, по всей видимости, не устраивало, т. к. после выхода в свет четвертого очерка «Новое время» отказалось от дальнейшей их публикации. Тогда Лесков обратился с аналогичным проектом к издателю «Петербургской газеты» С. Н. Худекову. 26 ноября 1880 г. он писал ему: