Марк Уральский - Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Это скопировано мною с прокламации с кое-какими сокращениями. Думаю, что сыр-бор сильнее всего горит в толпе еврейчиков и того пола, который жаждет попасть в университет, будучи подготовлен к нему в 5 раз хуже, чем мужчина, а мужчина подготовлен скверно и учится в университете, за редкими исключениями, гнусно [ЧПСП. Т. 4. С. 31–34].

Как явствует из текста письма, Чехов жестко, без обиняков, высказывает презрительное неодобрение и в отношении студентов-протестантов, и молодых людей, чей доступ к высшему образованию был законодательно ограничен — еврейчиков и женщин, т. е. являет себя в глазах консерватора-охранителя Суворина как юдофоб и сексист.

Однако в письме от 17 марта 1890 г. (Москва) поэту-«шестидесятнику» А. М. Плещееву, Чехов рассуждает об этих событиях уже в добродушно-ироническом тоне, и с явно либеральных позиций. Тем не менее, и здесь «жидков» и «акушерок» он походя задевает:

Беспорядки у нас были грандиозные; я читал прокламации: в них ничего нет возмутительного, но редактированы они скверно и тем особенно плохи, что в них чувствуется не студент, а жидки и… акушерки. Должно быть, не студенты сочиняли. Начальство университетское вывешивает на стены и дает для подписи студентам бумаги, редактированные еще хуже. Так и шибает в нос департаментским сторожем Михеичем! Если и мой домохозяин будет сочинять такие же бумаги, то я начну искать для себя другую квартиру [ЧПСП. Т. 4. С. 40–41].

За глаза, в личной переписке, отпуская «шпильки» в адрес евреев, Чехов в повседневной жизни от них отнюдь не дистанцировался. Его еврейское окружение, судя по Адресной книжке (1893–1904) [ЧПССиП. Т. 17], было не очень большое, но отношения со многими входившими в него людьми он поддерживал весьма близкие. Здесь в первую очередь следует отметить трех сестер — Анну, Анастасию и Наталью Гольден, с которыми Александр, Николай и Антон сошлись в студенческие годы, и которые оставили в их жизни глубокий след.

<���В начале 1880-х гг.> благодаря литературе чеховский круг общения стал намного шире. Его пригласили сотрудничать с журналом «Зритель», выходившим в Москве иногда раз в неделю, а иногда и чаще. Этот печатный орган на Страстном бульваре обеспечил работой ‹…› братьев Чеховых и стал для них своеобразным клубом: Александр служил здесь секретарем редакции, Коля подрабатывал иллюстратором, Антон регулярно поставлял юмористические рассказы ‹…›.

Лучшие свои работы Коля создал, будучи в «Зрителе», где его любили не только коллеги, но и секретарша Анна Ипатьева-Гольден, прожившая с ним семь лет в гражданском браке. ‹…› Анастасия Путята-Гольден, как и ее сестра Анна, работала в редакции секретаршей и сожительствовала с ‹…› редактором журналов «Свет и тени» и «Мирской толк». Только младшая из сестер, Наталья, была не замужем. Встретив Антона, она полюбила его на всю жизнь, в то время как его ответных чувств хватило лишь на два года. Анна и Анастасия были статными блондинками, которых недоброжелатели окрестили кличками «кувалда номер один» и «кувалда номер два». Наталья Гольден на них не походила — это была хрупкая девушка еврейской наружности с вьющимися темными волосами и носом с горбинкой. О происхождении сестер Гольден известно лишь то, что они были из семьи евреев-выкрестов. В начале восьмидесятых годов эти женщины с несколько скандальной репутацией накрепко привязали к себе и Антона, и Колю. Незамужняя Наталья Гольден возражений у <���Павла Егоровича Чехова> не вызывала, равно как и то, что Антон иногда ночевал у нее дома. ‹…› Вскоре Антон и Наталья стали называть друг друга «Наташеву» и «Антошеву» [РЕЙФ. С. 124–125].

Уезжая из Москвы в Петербург Наталья Александровна, ставшая в последствие женой (с ноября 1888 г.) старшего брата Чехова — Александра Павловича, послала Антону игривое прощальное письмо, к коему приложила почтовые марки, явно, надеясь, на ответную переписку. Послание Натальи Гольден ярко высвечивает глубоко интимный характер ее отношений с адресатом:

Подлюга Антошеву,

насилу-то я дождалась давно желанного письма. Чувствую, что живется Вам весело-вольготно на Москве, и рада, и завидно. Слышала я, что Вы имели намерение побывать в Питере. Но! Но! сознайся. Вас удержала м-м Голубь? Эта лошадино-образная дама? ‹…› Замуж я еще не вышла, но, вероятно, скоро выйду и прошу Вас к себе на свадьбу. Если желаете, то можете взять с собой свою графиню Шеппинг, только Вам придется захватить свой матрац на пружинах, ибо здесь нет таких ужасных размеров женщин, а потому Вам с ней не на чем будет заниматься. Так как Вы уже превратились совершенно в беспутного человека (с моим отъездом), то едва ли Вы обойдетесь без. Я же не могу больше принадлежать Вам, так как нашла себе подходящего тигрика. Сегодня у вас бал, воображаю, как Вы отчаянно кокетничаете с Эфрос и Юношевой. Чья возьмет, это интересно! Правда ли, что у Эфрос нос увеличился на 2 дюйма, это ужасно жаль, она будет целовать Вас и какие у Вас будут дети, все это меня ужасно беспокоит. Слышала также, что Юношева пополнела в грудях, опять неприятность! Как она будет носиться в очаровательном вальсе особенно с таким страстным южанином, как Дмитрий Михайлович ( sic! ) Савельев, я боюсь за него. Судя по его письму, с ним творится что-то недоброе. Антошеву, если сами Вы окончательно погибли в нравственном отношении, то не губите Ваших товарищей, да еще женатых. Негодяй!

Не советую Вам жениться, Вы еще очень молоды, Вы, так сказать, дитя, да и невесты нет подходящей ‹…› Я рада, что Вы иногда вспоминаете мою особу, хотя и не думаю, чтобы это случалось с Вами часто. Вы пишете мне ерунду, а главное, что меня интересует (больше всего), Ваше здоровье, об этом ни слова. У Вас две болезни, влюбчивость и кровохарканье, первая не опасна, о второй прошу сообщать самым подробным образом, иначе я не буду вести с Вами переписку. Надеюсь, что это возможно. Итак, Антошеву, хотя Вы не забыли скелетика, но я верю, если приедете в Питер, то не забыл, если нет, то забыл. ‹…› Жду от Вас письма по возможности скоро. Пишите по магазинному адресу и заказным, я буду присылать марки, а то боюсь, что пропадать будут. Прощайте, Антошеву.

Ваша Наташа. Рада, что медицина улыбается, авось меньше будете писать и будете здоровее [201] М-м Голубь, графиня Аглаида Шеппинг — интимные приятельницы Антона Чехова, Юношева (в замужестве — Орлова) Екатерина Ивановна, подруга М. П. Чеховой по Высшим женским курсам В. И. Герье, Дмитрий Савельев — гимназический товарищ и сокурсник А. П. Чехова по университету. [РЕЙФ. С. 172–173].

Все, кто обращается к теме «Чехов и евреи», в своих писаниях делают акцент на истории его несостоявшейся женитьбы на образованной еврейской девушке Дуне (Евдокии или Реве-Хаве, как ее величал Чехов) Эфрос, дочерью богатого и влиятельного московского адвоката Исаака Моисеевича Эфроса, потомственного почетного гражданина города Москвы. Дуня Эфрос была соученицей Маши Чеховой по Московским высшим женским курсам В. И. Герье и через нее познакомилась с Антоном Чеховым, в то время уже дипломированным лекарем и известным писателем. Стрела Амура попала, видимо, в сердце Дуни, в то время как сам Антон, судя по его письмам, если и собирался жениться, то явно не из-за пылкой любви — такого рода чувств он ни к кому в своей жизни не проявлял, а по расчету. О Евдокии Исааковне Эфрос (1861–1963):