Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Горький, не желая, видимо, обострять отношения с Москвой, обратился с разъяснительным письмом в «Форверст», в котором, однако, не опроверг ничего «крамольного» из того, что было озвучено с его слов Ашем, а только подтвердил свое негативное отношение касательно участия большевиков-евреев во «вскрытии мощей, ликвидации монастырских общин» и других «актах антицерковного и антирелигиозного характера», которые он характеризует как «бестактность» и которые, по его мнению, влекут за собой рост антисемитизма в среде обывателей и крестьян. При этом Горький винит в появлении подобного рода эксцессов в первую очередь антисемитов, «которых немало и среди коммунистов». «В распространении юдофобства», по мнению Горького:

Плохую роль сыграло и участие евреев в продотрядах, работа по разверстке. <���…> …весьма значительную роль играют евреи-спекулянты, общим характером своей деятельности. Им помогают правоверные коммунисты евреи своим враждебным отношением к преподаванию древнееврейского языка в школах <���…> и вообще к деятельности евреев не коммунистов в области культуры <���…> немалую роль играют в развитии отрицательного отношения к евреям и те остроумцы любители «красного словца», которые творят еврейский анекдот и бесчисленном количестве. Есть еще целый ряд явлений и причин, расширяющих в русской народной массе рост антисемитизма. Люди привыкли искать друг в друге наиболее худшее, и рост гнилой плесени антисемитизма не может быть остановлен даже такими, очевидными и для слепого, свидетельствами бескорыстной и талантливой работы на пользу русского народа, какова работа Л. Д. Троцкого и других евреев коммунистов [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 307–308].

Это разъяснительное письмо редактор «Форвертс» А. Каган решил не публиковать и передал его Абрахаму Лессину — в то время редактору популярного в Америке среди еврейской интеллигенции иди-шевского журнала «Цукунфт» и тоже старому знакомому Горького. Но и Лессин публиковать его не стал, и оно попало в архив, где было обнаружено еврейским публицистом Гершоном Светом (1893–1968, Н.-Й.) и опубликовано в нью-йоркской газете «Новое русское слово» 2 декабря 1954 года. Однако и в мае 1922 г. значительные выдержки из этого письма всё же были опубликованы, т. к. Горький послал его телеграммой также в нью-йоркскую еврейскую коммунистическую газета «Фрайхайт», которая опубликовала его текст, опустив при этом ту его часть, которая касалась преследования в Советской России гебраизма.

По-видимому, чтобы не осложнять свои отношения с Горьким, А. Каган 14 мая 1922 года опубликовал в «Форвертс» короткую заметку Якова Лещинского, авторитетного в еврейских кругах ученого-статистика, «Максим Горький подтверждает свою беседу с Шолом Ашем» [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 311]. В ней говорилось, что в личной беседе с Лещинским Горький подтвердил основные положения своего интервью Ашу. Он опять подчеркнул, что участие евреев-большевиков в компаниях по изъятию церковных ценностей и реквизиции хлеба у крестьян приводит к росту антисемитизма в широких слоях русского народа. По его мнению, раньше антисемитизм был силён только в городах, потому что русские обыватели видели в еврее слишком сильного конкурента. Но сейчас антисемитизм стал распространяться также и в деревнях. То, что евреев назначают на самые опасные и ответственные должности Горький относит на счет злого умысла большевиков-антисемитов. Он даже полагает, что в ВЧК пролезло достаточно черносотенцев и именно их стараниями самые опасные и неприятные с точки зрения народного недовольства посты получают евреи. Далее у Лещинского Горький говорит, что зависть, несомненно, одна из причин антисемитизма. Еврей энергичен, способен и отличается большой силой воли. Там, где русский работает спустя рукава и безрезультатно теряет время и силы, какой-нибудь 19-летний еврейский парень берётся за дело так, что у него всё горит под руками. Еврей играет в русской революции огромную роль. Троцкий, находясь во главе Красной Армии, проявил огромный организаторский талант и гениальный понимание души русского народа. Троцкий спас Россию от анархии, которая бы там утвердилась на долгие годы. В заключение своей беседы с Лещинским Горький заявил, что о роли евреев в русской революции можно и нужно написать большую книгу. Но не надо при этом забывать и о теневых сторонах, которые имеют место быть и которые могут стоить еврейскому народу слишком дорого. Последние подробные высказывания своего видения темы «антисемитизм» в контексте русской Революции Максим Горький публикует в 1924 году в своей во многом итоговой работе «Заметки из дневника. Воспоминания: О войне и революции» [Горький (III). Т. 17. С. 365]:

Вспоминая о евреях, чувствуешь себя опозоренным. Хотя лично я, за всю жизнь мою, вероятно, не сделал ничего плохого людям этой изумительно стойкой расы, а всё-таки при встрече с евреем тотчас вспоминаешь о племенном родстве своём с изуверской сектой антисемитов и — о своей ответственности за идиотизм соплеменников. Я честно и внимательно прочитал кучу книг, которые пытаются обосновать юдофобство. Это очень тяжёлая и даже отвратительная обязанность — читать книги, написанные с определённо грязной целью: опорочить народ, целый народ! Изумительная задача. В этих книгах я ничего не нашёл, кроме моральной безграмотности, злого визга, звериного рычания и завистливого скрежета зубов. Так вооружась, можно доказывать, что славяне, да и все другие народы тоже неисправимо порочны.

А не потому ли ненавидят евреев, что они, среди других племён мешанной крови, являются племенем, которое — сравнительно — наиболее сохранило чистоту лица и духа? Не больше ли «Человека» в семите, чем в антисемите?

<���…>

Разумеется, я не забыл, что люди делают множество разнообразных гадостей друг другу, но антисемитизм всё-таки я считаю гнуснейшей из всех

Вернувшись в СССР, Горький яростно боролся с антисемитизмом даже тогда, когда коммунисты-интернационалисты уже предпочитали за лучшее на сей счет помалкивать. И что немаловажно — при этом он избегал критически высказываться о набирающем силу сионизме, который ни больше, ни меньше как «еврейский фашизм» с пеной у рта поносили в СССР. Говоря о личных симпатиях к евреям — что, собственно, являлось его сугубо индивидуальной позицией, Горький всегда одновременно стремится подвести под свои филосемитские воззрения и теоретический фундамент. Как филосемит он признает наличие у еврейского народа особого типа духовности, являющейся прямым результатом исповедуемой им религии — иудаизма. Ряд положений иудаизма, закрепленных в библейском Ветхом Завете и Талмуде, он признает онтологическими — т. е. фундаментальными категориями человеческого бытия. Не вдаваясь в детали, отметим, что подобного рода воззрения являются субстанциональными для христианского мировидения. Однако в случае Горького они декларируются однозначно позитивно, без каких-либо оговорок или антиномий, что для русского мыслителя, православного христианина по рождению и атеиста по убеждениям, явление уникальное. Сегодня трудно с исчерпывающей полнотой определить весь круг чтения Горького в процессе его знакомства с основами иудейской религии и базирующейся на ней еврейской культуры в целом. Можно полагать, что, не владея иностранными языками, он читал книги, которые выпускались под эгидой «Общества для распространения просвещения между евреями в России» (ОПЕ) — такие, например, как «Мировоззрение талмудистов, свод религиозно-нравственных поучений, в выдержках из главных книг раввинской письменности» (Составители Ш. Финн и Х. Л. Каценеленбоген. Перевод под редакцией Л. Леванды с введением и примечаниями И. Гордона. Т. 1–3, СПб: 1874–1876) или «Сборник статей по еврейской истории и литературе» (1–2 выпуски, СПб.: 1866–1867). Подобного рода литературы на русском языке было в ту эпоху достаточно, чтобы при желании «войти в тему».