Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

<���…>

Меня подвели к нему: „Вот он. Наш плакса“.

Горький смерил меня взглядом, удивился что я так молод, и очень одобрительно отозвался о моей игре.

<���…>

Пока товарищи засыпали его разными вопросами, я отошел в сторону и стал внимательно смотреть на него. Я видел перед собой человека высокого и сутулого, согбенного от страданий тех дней. Лоб его был покрыт морщинами, но и щеки не пощадил плуг времени. Глаза выражали скорбь, милосердие, смелость духа, озабоченность — и причём всё это вместе. Густые усы закрывали его рот, слова, когда он говорил, как будто падали вниз и стучали по земле, подобно тому, как стекают одиночные капли воды из водосточной трубы в бочку после того, как кончился дождь. Произнесет предложение, опустит глаза и помолчит. Затем снова обращает свой взгляд на стоящих вокруг, произнесет фразу, глубоко вздохнет и снова молчит.

О спектакле сказал он приблизительно следующий:

— Еврейский народ включился сейчас в театральное искусство. В вашей игре чувствуется большая свежесть. Вам предстоит еще удивить культурный мир в области сценической трагедии. В вас скрыты удивительные сокровища. Все горе и все страдания, которые вынес ваш народ в течение 2000 лет, найдут выражение в вашем искусстве.

Горький интересовался, пишут ли ивритские писатели драмы для „Габимы“, упомяну Х. Н. Бялика с большим восхищением и хвалил пророческий пафос его поэзии. „Пафос Бялика, — сказал он, — отразился даже в сегодняшнем спектакле“. Он намекнул на наших противников и врагов из Евсекции и выразил свое возмущение тем, что они хотят закрыть наш театр. Он много хвалил и поздравлял режиссеров и актеров, а перед уходом бросил взгляд на нас всех, повел плечами сказал в изумлении:

— Ведь вы все такие молодые! Вам еще много предстоит сделать. Актеры, которые окружали его во время беседы, бросали на него застенчивые взгляды и подталкивали друг друга локтями, как бы желая сказать: „Ребята, всё будет в порядке“ — мы произвели на него впечатление. Он враг наших врагов».

С тех пор Максим Горький стал преданным другом «Габимы». Он помог нам завоевать много новых друзей, говорил о нас добрые слова членам Совнаркома и подготовил их к обсуждению вопроса о «Габиме» в Исполкоме <���Моссовета, где председателем тогда был его друг Л. Б. Каменев — М. У.>. Горькому удалось склонить мнение советского правительства в нашу пользу до такой степени, что было решено дать в «Габиме» статус государственного академического театра и продолжать <���оказывать> нам материальную помощь.

<���…>

Долго не прервалась связь между ним и «Габимой». После отъезда из России из-за тяжелой болезни Горький опубликовал статью полную похвал о «Габиме», в одном из зарубежных русских журналов <���имеется в виду берлинский «Рассвет» — М. У.>.

<���…>

В самые тяжелые годы был Горький для нас чем-то вроде высокого дерева, которое защищало нас своей тенью [Агурский-Шкловская. С. 475–479].

Несмотря на поддержку высшего партийного руководства, «Габиме» приходилось постоянно отбивать нападки со стороны Евсекции до отъезда театра на гастроли за рубеж в 1926 году [366] Театр «Габима» отправился в европейское турне по Германии, Польше, Латвии, Литве, Австрии, Франции и др. странам, затем гастролировал в США. Как в Европе, так и в США успех театра был огромен. . По окончанию гастролей, понимая, что будущего у ивритского театра в СССР нет, труппа решила не возвращаться и почти в полном составе переехала в Эрец-Исраэль.

Жизнь показала, что это было единственно правильное, более того, спасительное решение.

В конце 1930-х годов все еврейские школы в СССР были, якобы «по настоятельной просьбе советских евреев», закрыты, что является единственным прецедентом такого рода в истории национальной политики СССР (sic!). Идишевские культурные институции просуществовали несколько дольше. Но в начале 1950-х годов пришел и их черед. Все еврейские театры были закрыты, а крупнейшие представители еврейской идишевской культуры физически уничтожены — см. [КОСТЫРЧЕНКО].

С 1961 года и вплоть до распада СССР в стране издавался журнал на идиш «Советиш геймланд», и это было все, что осталось у русских евреев от их культурного наследия, о котором так пекся основоположник советской литературы Максим Горький.

Еще один любопытный документ, свидетельствующий о неослабном интересе Горького к еврейской культуре и сионистскому движению — интервью с доктором философии Израэлем Карниэли, бывшим сотрудником горьковского издательстве «Знание», а в середине 1920-х годов, когда состоялась его последняя встреча с Горьким, видным сионистским деятелем и литератором из Эрец-Исраэль. В своей публикации этого интервью в тель-авивской газете «Давар» от 29 марта 1953 года Карниэли сообщает следующие подробности их беседы:

..Летом 1924 года, будучи в Неаполе, я неожиданно узнал: Горький живет инкогнито на вилле «Масс» в Сорренто, в двух часах езды от <���города>.

..Горький принял меня с распростертыми объятиями…

.. Когда мы заговорили о литературе на иврите, я был очень удивлён <���его> осведомленностью. Он говорил о Бяликe, Черниховском, Переце, Шоломе Аше <���…> с большим знанием дела.

С интересом он выслушал мой рассказ о халуцианском движении [367] Халуцианское движение — от слова «халуцим» (חֲלוּצִים, мн. число; ед. число חָלוּץ, халуц, буквально «пионер», «первопроходец»), включало в себя активистов заселения и освоения в Эрец-Исраэль; термин в широком смысле применяется ко всем, кто прокладывал новые пути в различных областях деятельности (экономической, социальной, научно-исследовательской и т. д.). в Эрец-Исраэль. Он много спрашивал о кибуцах, интересовался подробностями и в изумлении воскликнул: «Если все так, как вы рассказываете, то в будущем ваши общественные учреждения станут образцом. И это самый лучший путь, дабы изменить омерзительное и вырождающееся общество эксплуатации и нищеты, позорище человека. Мы, в России, не можем достичь воплощения идеалов коммунизма из-за отсутствия доброго желания трудящихся. Поэтому вожди вынуждены прибегать к методам принуждения для достижения этой цели… Естественно, что мы не можем похвастаться успехами, которых достигли вы».

Затем речь зашла об антисемитизме в СССР и Горький, по словам Каниэли, якобы сказал, что чувствует

большую озабоченность этим вопросом. Верно, что у нас нет официального антисемитизма, но однако у нас очень силён общественный антисемитизм, и если бы не страх перед властями, ваш многострадальный народ давно был бы уничтожен. Даже на заводах русские рабочие притесняют евреев и приносят им множество страданий.