Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

По-видимому, возвращение А. В. Ганзен в Петроград наталкивалось на трудно преодолимые препятствия, потому как оно потребовало нового обращения к Каменеву — на сей раз со стороны Горького:

М. Горький — Л. Б. Каменеву.

Уважаемый Лев Борисович!

Очень прошу Вас похлопотать о возвращении Анны Ганзен в Петербург. Ганзен — известнейшая переводчица Андерсена, Ибсена и др. норвежцев, шведов; она ныне работает во «Всемирной литературе» и крайне необходима здесь. Очень, очень прошу Вас — возвратите ее сюда!

3. X. 19. Приветствую. М. Горький.

Просьба Горького была уважена…[ФРЕЗИНСКИЙ (I). С. 3].

Обращался Горький к Каменеву и по сугубо личным просьбам, в частности — квартирному вопросу сына его тогдашней гражданской жены М. Ф. Андреевой [ФРЕЗИНСКИЙ (I). С. 9].

Андреева являлась старым и заслуженным членом партии большевиков, но, из-за ссоры с О. Д. Каменевой, ей просить помощи у ее мужа, видимо, было неудобно. Лев Каменев, занимавший тогда по совместительству должность Председателя Моссовета, просьбу Горького уважил, хотя, как считают историки, под влиянием жены также относился к Андреевой весьма прохладно. Нельзя, однако, не отметить при этом, что за Андрееву, как и за Горького, всегда горой стоял Ленин!

А вот еще один мемуарный эпизод, ярко характеризующий «либерализм» просвещенного большевика Каменева.

Я <���Леонид Сабанеев>, Петр Семенович Коган и бородатый, огромный Максимилиан Волошин — уже известный поэт, проживающий в Крыму, в Коктебеле, — шествуем втроем в Кремль на свидание с Каменевым. Волошин хочет прочесть Каменеву свои «контрреволюционные» стихи и получить от него разрешение на их опубликование «на правах рукописи». Я и Коган изображали в этом шествии Госуд. академию худож. наук, поддерживающую ходатайство. <���…> Хозяева, которые были предупреждены, встречают нас очень радушно. Каменева подходит ко мне с номером парижских «Последних новостей» и говорит: — Послушайте, что «они» о нас пишут! И действительно, выясняется из статьи, что Россией управляет Каменев, а Каменевым… его жена. Она страшно довольна и потому в отличном расположении духа. Волошин мешковато представляется Каменеву и сразу приступает к чтению «контрреволюционных» стихов. Это было в высшей степени забавно созерцать со стороны. «Рекомый» глава государства (он был тогда председателем Политбюро) внимательно слушал стихотворные поношения своего режима, которые громовым пророческим голосом, со всеми проклятиями, в них заключенными, читает Волошин, напоминая пророка Илию, обличающего жрецов. Ольга Давыдовна нервно играет лорнеткой, сидя на маленьком диванчике. Коган и я с нетерпением ждем, чем кончится эта контрреволюция в самых недрах Кремля. <���…> Волошин кончил. Впечатление оказалось превосходное. Лев Борисыч — большой любитель поэзии и знаток литературы. Он хвалит, с аллюром заправского литературного критика, разные детали стиха и выражений. О контрреволюционном содержании — ни слова, как будто его и нет вовсе. И потом идет к письменному столу и пишет в Госиздат записку о том же, всецело поддерживая просьбу Волошина об издании стихов «на правах рукописи». Волошин счастлив и, распростившись, уходит. Я и Коган остаемся: ему необходимо кое-что выяснить с Каменевым относительно своей академии. Тем временем либеральный Лев Борисыч подходит к телефону, вызывает Госиздат и, совершенно не стесняясь нашим присутствием, говорит: — К вам приедет Волошин с моей запиской. Не придавайте этой записке никакого значения. Даже у искушенного в дипломатии П. С. Когана физиономия передернулась. Он мне потом говорил: — Я все время думал, что он это сделает. Но не думал, что так скоро и при нас [САБАНЕЕВ. С. 352–353].

Лишившись верховной власти, Каменев, уже в ранге советского посла в Италии16, поддерживал самые тесные отношения с Горьким, жившим в Соренто. О чем они говорили тогда неизвестно, но, можно полагать, что не только о литературе и культурном строительстве в СССР. Результатом этих контактов, несомненно, является приезд Горького в СССР 28 мая 1928 года и начало его крепкой дружбы со Сталиным, которому Каменев, при всей своей оппозиционности и склонности к теоретическим спорам, долгое время симпатизировал.

К началу 1930-х годов Лев Каменев [114] Каменев числился послом в период 26 ноября 1926 г.–7 января 1928 года. Ряд историков полагает, что его назначение в Италию, которой правил фашист Муссолини, не было случайностью: Сталин хотел, таким образом, лишний раз дискредитировать революционные заслуги Каменева. , лишенный Сталиным всех властных полномочий, из Вождя пролетарской Революции, превратился в оппозиционера-уклониста и стал сам нуждаться в поддержке и защите от произвола сильных мира сего. В этом качестве, заступником перед Сталиным, выступил Максим Горький. Он ходатайствовал за него, например,

в октябре 1932-го, <���когда> Л. Б. Каменев был снова исключен из ВКП(б) и сослан. 27 ноября 1932 г. Горький из Сорренто писал Ромену Роллану: «Буржуазная пресса сообщила об аресте Каменева и Зиновьева, это — неверно. Они оба исключены из партии, как раньше, в 28 г., были исключены из ее Центр. Комитета. Зиновьев — болен и лежит в Москве, в частной больнице, Каменев — выслан в Тобольск. Он будет продолжать работу в издательстве „Академия“ [115] Издательство «Academia» было зарегистрировано 31 декабря 1921 года, как товарищество на паях. С момента создания и до 1929 г. возглавлялось А. А. Кроленко, затем старыми большевиками — до 1932 г. И. И. Ионовым, потом Л. Б. Каменевым (до его ареста в 1934 г.), Я. Д. Янсоном (1935–1937). В 1929 г. «Academia» перенесена из Ленинграда в Москву и преобразовано в российское акционерное общество. Председателем редакционного совета стал Горький. Прекратило свое существование 4 декабря 1937 года после ареста, а затем расстрела его последнего заведующего. , где он — мне кажется, — более на своем месте, чем в политике». В мае 1933 г. Каменев под безусловным нажимом Горького был освобожден из ссылки и возвращен в Москву, где принят Сталиным [ФРЕЗИНСКИЙ (I). С. 13]. <���…>

В июне 1933 г. Горький в письме Сталину рекомендовал именно Л. Б. Каменева назначить вместо себя главным докладчиком на готовившемся Первом съезде советских писателей. Сталин этого не одобрил и на трибуну писательского съезда Каменева не выпустил, но Горький все-таки настоял на избрании Каменева в Правление вновь созданного Союза писателей [ФРЕЗИНСКИЙ (I). С. 14]. <���…>

В декабре его восстановили в партии и назначили директором издательства «Academia». Поощряемый Горьким, Каменев делал все, что было в его возможностях для издательства «Academia» — в короткий срок оно стало наиболее культурным издательством СССР: по содержанию и ассортименту изданий, по серьезности их литературной подготовки, качеству переводов, наконец, по уровню полиграфии и художественности иллюстраций. «Academia» работала в условиях, до некоторой степени привилегированных; в других издательствах, например, в ГИХЛе, политический режим был более жестким; но и там случалось, что авторитетное «советское» предисловие могло открыть книге дорогу к читателю. Каменев, не ограничивавший себя литературной работой для издательства «Academia», когда к нему обращались с предложением написать предисловие-паровоз, в этом не отказывал. Он написал в предисловии к изданию в ГИХЛе второй книги воспоминаний Андрея Белого, что «автор воспоминаний ничего существенного не видел, не слышал и не понимал в воссоздаваемой им эпохе». <���…> сегодня, зная советскую жизнь 1930-х гг., как мы ее знаем, нельзя не согласиться с непредвзятым выводом ученого: «Вторая книга воспоминаний Белого вышла в свет только благодаря тому, что издательское предисловие к ней написал Л. Каменев» — в 1935 г. издание такой книги уже непредставимо [ФРЕЗИНСКИЙ (I). С. 13].