Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Затем они, по всей видимости, не встречались и на Капри Горького Троцкий не посещал. Однако:

Когда в феврале 1908 года Ленин, редактировавший в Париже газету «Пролетарий», предложил Горькому вести в ней литературно-критический отдел, писатель, уклонившись, рекомендовал Ленину в качестве достойного пера Троцкого. (Ленин ответил, что сам думал об этом, но «позер Троцкий» не согласился) [ФРЕЗИНСКИЙ (III)].

В 1914 г. Лев Троцкий в своей яркой разгромной, но в литературном отношении тяготеющей к примитивному социологизму, статье «К. Чуковский», грудью встает на защиту чести и достоинства Максима Горького, которого, Чуковский, по его мнению, выбрал

как одну большую мишень <���…> для своего преследования, <���ибо тот> был ему ненавистен как социалист и был ему доступен как художник [ТРОЦКИЙ (IV). С.74].

Возражая Чуковскому, отметившему в своем литературно-критическом анализе,

что Горький, в сущности, не имеет веры, а меняет абстракции. Сперва Горький «пел» индивидуализм, потом провозгласил анафему личности и спасение усмотрел в коллективе, в одухотворенной массе («Исповедь»), а потом охаял будто бы массу и свою веру в нее («Окуров»),

— Лев Троцкий горячо убеждает читателя, что подмеченные критиком особенности горьковского самовидения не есть идейные колебания, что:

На самом деле, между индивидуализмом и коллективизмом Горького глубокая внутренняя связь, и Горький изменил бы себе, если б не совершил той эволюции, в какой верхогляды усматривают одни только формальные противоречия. Горький поднял знамя героического индивидуализма, когда совершался в стране процесс высвобождения личности из глубин каратаевщины, которая не в мужике только, но и в рабочем, и в интеллигенте сидела еще страшной косной силой. Индивидуализм против «святой» безличности, против традиций и унаследованных авторитетов был огромной прогрессивной силой, и Горький психологически не противопоставлял себя народу, эгоистически не отчуждал себя от него, — наоборот, в своем творчестве он давал лишь окрашенное романтизмом выражение пробудившейся в народных массах потребности личного самоутверждения. А по мере того как индивидуализм становился в известных общественных кругах не только противокаратаевским, но и вообще антисоциальным, себялюбиво-ограниченным, буржуазно-эгоистическим, Горький с ненавистью отвращался от него, — душою он оставался с той народной личностью, которая сбрасывала с себя старые духовные путы — для того чтобы свободно и сознательно вводить себя в рамки нового коллективного творчества. Как ни резок был на вид у Горького перелом от босяцки-ницшеанского индивидуализма к коллективизму, но психологическая основа тут одна. В «Окурове» Горький рисует страшную российскую всеуездную отсталость, залежи каратаевщины, социального варварства. Горький ищет — теми методами, какие имеются в распоряжении художника, — причин крушения великих ожиданий, в конечном торжестве которых он не сомневается нимало. Тут нет ни покаяния, ни отречения, а есть нравственное и художественное мужество, которое не прячет своей веры от испытаний, а идет им навстречу. А Чуковский по этому поводу засовывает вилкой два пальца в рот и свистит и улюлюкает: Горький «клеймит свою недавнюю деятельность!» — и из-за спины поэта пытается ошельмовать все революционное движение как мещански-хулиганское…

Отвратительны по внутренней своей лживости эти злорадно-покровительственные страницы, посвященные мнимому горьковскому отречению. Здесь весь Чуковский и вся его эпоха! Скверная эпоха, чтоб ей пусто было, подлая эпоха! [ТРОЦКИЙ (IV). С.74].

Со столь ненавидимой им эпохой Лев Троцкий разобрался самым радикальным образом: организовал Октябрьский переворот, спровоцировав тем самым кровавую Гражданскую войну, раскол русского культурного сообщества, массовое бегство и изгнание интеллигенции из страны и образование миллионной русской эмигрантской диаспоры в Западной Европе и Америке. Став парией в созданной им стране Советов, он как загнанный зверь метался по миру, пока не был уничтожен в своем логове по приказу другого «пламенного революционера» и партийного соратника. Корнея Чуковского же Бог миловал: он сдружился с Горьким, перестал «свистеть и люлюкать», из опасной области литературной критики перебрался в тихую заводь советской детской литературы и там пересидел все истребительные для писательского сословия периоды сталинизма: «Большой террор», «борьбу с космополитизмом» и «ждановщину». Что касается Горького, который, как и все художники, был чувствителен как к поношениям, так и славословиям в свой адрес, то в дореволюционный высокая оценка Троцким его творчества не могла, естественно, ему не импонировать. И хотя Троцкий, как человек амбициозный, напористый и дерзкий не очень-то располагал к себе сторонних людей, Горький, не сходясь с ним близко, стремился, однако, использовать его литературный талант в своих целях. В свою очередь Троцкий тоже «всячески пытался наладить добрые отношения с Горьким <���…>, приблизить писателя к себе»[ФЕЛЬШТИНСКИЙ, ЧЕРНЯВСКИЙ]. Но при этом в их переписке не проскальзывает ничего личного, все имеющиеся в научном обороте письма носят сугубо деловой характер. В годы революции отношения между Горьким и Троцким стали весьма прохладными, хотя и не носили явно конфликтный характер, как в случае с Зиновьевым. Известно, что со своими просьбами Горький обращался также и к Троцкому. По большому счету

ни тогда, ни впоследствии Горький не выступал против Л. Троцкого. Напротив, он всегда давал ему самую высокую оценку <���…>. Со своей стороны Троцкий платил Горькому взаимностью. Бен-Цион Кац, со слов одного еврейского издательского работника, который присутствовал на заседании Политбюро в 1919 г., где обсуждался вопрос о сохранении издательства З. Гржебина, фактически контролировавшегося Горьким, сообщил, что председатель ВЧК Ф. Дзержинский потребовал закрыть издательство, так как с подозрением относился к З. Гржебину. Но тут вмешался Троцкий, обвинив Дзержинского в непонимании значение Горького для России. После выступления Троцкого Ленин прекратил обсуждение, и Горький получил необходимую поддержку (см. Б.-Ц. Кац <���…> «Воспоминания», Тель-Авив, 1963, стр. 263, иврит) [АГУРСКИЙШКЛОВСКАЯ. С. 18].

В своем первом интервью на Западе, после выезда из Советской России в 1922 году, Горький без обиняков заявляет:

Троцкий, по-моему, гений [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 306].

Однако в своей публицистике 1920-х годов Л. Троцкий критикует выступления Горького против большевистского насилия над культурой. Считая, как Ленин и все остальные Вожди Революции, ее эксцессы диалектически «закономерными», он презрительно списывает все горьковские «колебания» на счет его оппортунистической интеллигентности. При этом Лев Троцкий заявляет, что