Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

… Алексей Суворин, сын известного издателя «Нового времени», твердыни российского антисемитизма, <���…> не пошел по стопам своего родителя, основал радикальное обозрение «Русь» и думал сделать его средоточием молодых сил; меня он тоже приглашал сотрудничать, издалека или на месте его издания, как мне будет угодно. <���…> Он назначил мне жалованье, о существовании которого я даже не подозревал: 400 рублей в месяц за две статьи в неделю (половину из них он, правда, не печатал, но жалованье платил с педантичной точностью) [135] Для сравнения: месячный оклад капитана Царской армии составлял (рублей) 135–145, полковника — 320, генерала в должности командира дивизии — 500, депутата I Гос. Думы (1906 г.) — 350, преподавателя в гимназии — 100, заведующего земской больницы — 125: URL: http://www.rusproject.org/node/1252 . Так решились бытовые вопросы на этом этапе моей новой жизни… [ЖАБОТИНСКИЙ (III)].

Эта «еврейская волна» привнесла в русскую литературу новые темы, чувствования и точки зрении. В первую очередь, здесь следует указать, конечно, саму еврейскую проблематику и декларирующие ее еврейские персонажи. До начала ХХ в. «еврей» в русской художественной литературе существовал исключительно как отрицательный знаковый типаж — см. статью «Русская литература» в [РОСИ].

По утверждению Достоевского «гений народа русского, может быть, наиболее способен, из всех народов, вместить в себе идею всечеловеческого единения» <���…> быть русским означает быть «братом всех людей, всечеловеком, если хотите». <���…> Приписывая всечеловечность русскому народу и русскому национальному поэту — Пушкину, Достоевский придает обоим богоподобные черты [МУРАВ].

Однако, судя по всему, всечеловечность русского народа у Достоевского на евреев не распространялась:

<���В> устных и печатных замечаниях Достоевского 1880 года евреи не имеют отношения к русской национальной идее: «Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли…»Акцент на принадлежности русских к «великой арийской расе», кажется, исключает евреев. Евреи не могли быть проводниками этой эмоцииональной привязанности русских к арийской расе [МУРАВ].

С этими расистскими концепциями, которые, будучи позаимствованы на германской почве, прижились на русском черноземе и расцвели в годы Революции, Горький яростно полемизировал в «Несвоевременных мыслях». Цитируя одну из их листовок «христианских» — как это не дико звучит! — «социалистов», которые разъясняли русскому народу, что:

Арийская раса — тип положительный как в физическом, так и в нравственном отношении, иудеи — тип отрицательный, стоящий на низшей ступени человеческого развития, — он с возмущением писал, обращаясь к разуму соотечественников: Вы подумайте — «и к остальным людям», кроме евреев, нельзя относиться одинаково! Кто же эти остальные люди? Может быть, германцы, представители «арийской расы», — «тип положительный в нравственном отношении», что не мешает этому «типу» расстреливать массами безоружных русских мужиков, а также и евреев? А, может быть, кроткие славяне, те русские люди, которые ныне так бессмысленно и жестоко грабят и убивают друг друга. <���…> Когда читаешь все эти глупые мерзости, подсказанные русским головотяпам бессильной и гаденькой злобой, становится так стыдно и страшно за Русь, страну Льва Толстого, создавшую самую гуманную, самую человечную литературу мира [ГОРЬКИЙ (VI). С. 9].

Интересно в этой связи, что четырьмя годами раньше в статьях «О „карамазовщине“» и «Еще о „карамазовщине“» (1913 г.) Горький дает жесткую, нелицеприятную характеристику другому гению «самой человечной литературы мира» — Федору Достоевскому, личность которого он характеризует как «великий мучитель и человек больной совести»:

Достоевский <���…> является одним из основоположников «зоологического национализма», который ныне душит нас; <���…> и враг вообще «Запада», трудами и духом которого мы живем по сей день; <���…> он — ярый шовинист, антисемит, проповедник терпения и покорности, — но при всем этом его художественный талант так велик, что покрывает все его прегрешения против справедливости, выработанной лучшими вождями человечества с таким мучительным трудом.

По числу персонажей-евреев среди русских писателей классиков лидирует А. П. Чехов. «Образы евреев и евреек у <���него, как правило,> носят отрицательный характер, они вызывают смех и жалость, часто они алчны и отталкивающи» [БАРТОВ]. В 1886 г. Чехов публикует рассказ «Тина», написанный в стереотипно-антисемитской тональности.

Итак, претендующая на всечеловечность-всемирность русская литература не нашла для еврея в ХIХ в. ни малейшего доброго слова, ни капли сочувствия [136] Исключением является на удивление дружелюбная и сочувственная по отношению к евреям позиция Салтыкова-Щедрина [БЕРЛИН П. С. 90–93], см. например, эссе «Между делом» в его цикле «Недоконченные беседы», а также юдофильские симпатии Ивана Тургенева, которые он выказывал с конца 1870-х гг. . В этой связи ХХ в. еврейские национально ориентированные публицисты

неоднократно констатировали своего рода антисемитскую традицию в русской литературе, от Пушкина до Чехова [137] Первое впечатление от еврея в русской классической литературе — это впечатление брезгливо-комическое. Писатели русские не такой уж смешливый народ, но не могли они подавить улыбку при взгляде на еврейскую фигуру. По-видимому, первым художественным произведением русской классической литературы, проникнутым чувством уважения и сочувствия к евреям является малоизвестный (sic!) рассказ Ивана Тургенева «Несчастная» (1868 г.), в котором писатель создает трогательный образ образованной еврейской девушки, обреченной на страдания и гибель. . Некоторые из них в

Из переписки Т<���ургенева> видно, что в жизни он относился с величайшей симпатией к очень многим евреям и с отличавшей его добротой помогал им и хлопотал о них, доставал молодым учащимся евреям стипендии и т. д. (см., например, его письмо к Полякову об одном русском еврее в «Первом Собрании писем И. С. Тургенева», СПб., 1884, стр. 387) [ВОДОВОЗОВ].

недоумении останавливаются перед тем фактом, что гуманная по своим задачам русская литература лишь в евреях не видела людей и изображала их только лишь в смешном или отвратительном виде.

<���…>

Вся подлинная жизнь еврейства оставалась для русской интеллигенции книгой за семью печатями. <���…> Салтыков мог рекомендовать русской публики для ознакомления с этим миром только рассказ польской писательницы («Могучий Самсон» Элизы Ожешко): «Те, кто хотят знать, сколько симпатии таит в себе замученное еврейство, и какая неистовая трагедия тяготеет над его существованием, — пусть обратятся к этому рассказу, каждое слово которого дышит мучительною правдою».