Марк Уральский - Бунин и евреи

Через полтора месяца после кончины Бунина И. М Троцкий пишет его вдове соболезнующее письмо.

20 декабря:

«Дорогая Вера Николаевна! Не изумляйтесь моему запоздалому отклику на постигший Вас удар. Сознаюсь, сознательно медлил, опасаясь, как бы мои строки не затерялись в потоке соболезнований, наводнивших Ваш дом. Для меня лично писать соболезнующие письма – тяжкая моральная пытка. Как найти слова, которые не казались бы банальными, не напоминали стертую монету? И чем можно утешить Вас, дорогая Вера Николаевна, потерявшую не только долголетнего спутника жизни, но и светоча русской литературы. Быть может, Вашу душевную рану утешит сознание, что заодно с Вами оплакивает уход из жизни незабвенного Ивана Алексеевича весь культурный мир. <���…> со смертью Ивана Алексеевича ушел из русской литературы – ее хозяин и путеводитель. И хотя угасание И. А. для нас, живущих по другую сторону океана, не была тайной, тем не менее, смерть его положительно всех потрясла. Литературный фонд, литературный кружок и несколько других культурных организаций готовятся почтить память Ивана Алексеевича организацией специального вечера <���…>. Вам Андрей Седых, вероятно, уже переслал вырезки из американской печати, равно как и то, что он лично написал. На днях получите и от меня две статьи, напечатанные в Но<���вом> Русс<���ком> Слове и в крупнейшей еврейской газете The Day M. У. >, причем еврейская газета отвела покойному Ивану Алексеевичу втрое больше места, чем Н<���овое> Р<���усское>

С<���лово> Написал я также и в аргентинской печати о значении И.А. в мировой литературе. Как только получу тамошние газеты – не премину их Вам послать. <���…> Считаю <���…> нужным поставить вас в известность о решении правления Литфонда откликнуться надлежаще на привходящие обстоятельства, сопряженные с уходом из жизни Вашего бессменного спутника. Анна Родионовна и я разделяем Ваше тяжкое горе, выражаем свое глубокое соболезнование и шлем пожелания душевной бодрости и воли к дальнейшей, длительной жизни. Душевно Ваш И. Троцкий».

После кончины мужа Вера Николаевна Бунина оказалась в очень трудном материальном положении. Об этом печальном обстоятельстве и о неприязненном отношении к Л. Ф. Зурову, существовавшем в кругу близких к Буниным людей, свидетельствует письмо М. А. Алданова, написанное им И. М. Троцкому из Ниццы 6 декабря 1953 года :

«Дорогой Илья Маркович. Как вы поживаете? Как здоровье Вашей супруги? Мы оба хорошо понимаем с Татьяной Марковной, как Вам теперь тяжело живется из-за ее болезни: у всех горе, трудная стала жизнь.

<���…>

Относительно же Веры Николаевны, я тотчас после кончины Ивана Алексеевича написал Вейнбауму, просил о 500 долларах ей для уплаты по похоронам и на жизнь. Марк Ефимович поставил этот вопрос, и в принципе принято решение послать не менее пятисот, но по частям, так как члены Правления опасаются, что деньги будут тотчас истрачены на Зурова < который уже получал крупную дотацию от Литфонда на лечение. – см. выше, М. У.>. Пока послали 200. Может быть, это и правильно. Однако я хочу Вас просить – следить за тем, чтобы это не было забыто и чтобы деньги высылались каждый месяц, правда, Вера Николаевна теперь живет преимущественно на деньги друзей и почитателей. В Париже собрали всего 162 тысячи франков, а только похороны стоили больше. Разумеется, сбор продолжается, но ведь друзей не так много. Все же, если деньги от фонда… будут приходить, то как-нибудь она проживет: если Чеховское издательство будет существовать, то оно, наверное, будет издавать старые книги Ивана Алексеевича и тогда В<���ера> Н<���иколаевна> сможет жить. Вот только будет ли существовать это издательство? Я об этом никаких сведений больше не имею. Не знаете ли Вы 344?

Иван Алексеевич, знаменитейший из русских писателей, умер, не оставив ни гроша! Это memento mori 345. У всех у нас дела не блестящие, не очень хороши они и у меня. Я подсчитал, что из всех моих 24 рынков, т. е. стран, на языки которых переводились мои романы, теперь осталась половина: остальные остались за Железным Занавесом (меня прежде немало читали в Польше, Чехословакии (два языка), балканских странах и т. д.). Сначала Гитлер, потом большевики <���…> Прежде была еще маленькая, крошечная надежда на нобелевскую премию, – Иван Алексеевич регулярно, каждый год в конце декабря выставлял мою кандидатуру на следующий год. Теперь и эта крошечная надежда отпала: я не вижу, какой профессор литературы или союз или лауреат меня выставил бы. Слышал, что другие о себе хлопочут, что ж, пусть они и получают, хотя я думаю, у русского эмигрантского писателя вообще шансов до смешного мало.

Мы оба шлем Вам и вашей семье самый сердечный привет и лучшие наши пожелания. Напишите о себе. Ваш М. Алданов.

Приписка:

Я поместил о Бунине статью в Le Monde 346».

На следующий день Алданов, волновавшийся по поводу сохранности своей переписки с Буниным, спрашивает в письме Вере Николаевне.

7 декабря :

«…Всё это время перечитываю книги Ивана Алексеевича, а также его (и Ваши) письма ко мне. Обычно после этого иду к буфету и выпиваю для некоторого успокоения большой глоток коньяку. У меня есть письма только с 1940 года, всё старое досталось немцам. Да и между 1942 и 1945 гг. письма ведь не доходили. Иван Алексеевич писал пером, без копий. Значит, его писем ко мне за двадцать лет с начала эмиграции до войны больше нигде нет. Это огромная потеря. Не знаю, сохраняли ли Вы мои письма».

Переписка Ильи Троцкого с Верой Буниной завершается ее поздравительным письмом по случаю Нового года с очередной просьбой, касающейся отягчающих ей жизнь финансовых проблем.

25 декабря :

«…Дорогой Илья Маркович, сердечно благодарю Вас и милую Анну Родионовну 347за сочувствие моему вечному горю. А Вас еще благодарю за Ваше чудесное письмо, а что оно было позднее других, то это хорошо. Спасибо и за статью о И. А., она всколыхнула нашу дружбу воспоминаньем.

Ведь он ушел от меня накануне двадцатилетия присуждения ему Нобелевской премии, и он вспоминал о тех днях и всех вас.

Желаю Вам и Анне Родионовне в 1954 году здоровья, всяких удач и радостей.

Эти святки я провожу пока тяжело, как никогда, и не только оттого, что нет около Ивана Алексеевича, но еще потому, что у меня ничего нет, кроме долгов, а я к ним не привыкла, и уже некоторые кредиторы нуждаются в деньгах, большинство из них бедные, а нужно внести нотариусу за утверждение в правах наследства <���…> Много денег ушло на праздничные чаи, мы сидим на рисе и чечевице, – только сегодня будем есть курицу, подарила одна добрая душа, моя приятельница. А кто виноват? Ваша Америка! До сих пор не получила блокированные деньги с 1943 г. Бедный Иван Алексеевич так и не дождался, а сколько маленьких его желаний мы хотели сделать на эти деньги. Их блокировали (550 д.) во время войны. За хранение и налоги взяли 120 д. Значит, осталось 430 д. 10 % – агентам, мне 387 д. Это бы как раз мне хватило бы до получения из Ч<���еховского> И<���здательства> за книгу И<���вана> А<���лексеевича>. А то ведь после его смерти я получила всего 2 раза по 100 д. из Лит<���фонда>, и они ушли на ремонт, на переделку матрасов. Вы помните, в каком виде была квартира, и мне передали, что хозяин хочет придраться, он, конечно, спит и видит выселить меня из нее. Адвокаты посоветовали начать красить, проремонтировали половину, столовая была приведена в хороший вид еще в прошлом году. Я уже писала Марку Ефимовичу <���Вейнбауму>, что мне именно сейчас нужны деньги и что, если я буду в состоянии, то я отдам их из второй получки за Петлистые уши из Ч<���еховского> И<���здательства>. Очень прошу Вас поторопить мне выслать, было бы хорошо, если 200 дол<���аров> <���…> Простите, что пишу об этом, но я уже не могу спать. Стала худа. К зеркалу подхожу с отвращением. Слава Богу, Леня поправился 348и очень меня поддерживает и помогает всячески, но я пока измучена, это на меня все остро действует: бедные дают взаймы, а богатые дают советы и иногда очень неприятным тоном, а я не сплю. А тут еще и квартирный вопрос поднимается: 4 коми., а нас двое. Надоела я Вам, обнимаю Вас, дорогой друг, и Анну Родионовну. Л. Ф. шлет Вам новогодний привет. Ваша В. Б.