Марк Уральский - Бунин и евреи

Я не помню в литературе такой, почти физически ощущаемой, передачи солнечного света, удававшейся разве гениальному Мане и художникам импрессионистам. По напряженности чувства, по насыщенности светом, счастьем и болью любви, по своей жгучей жизненности этот маленький рассказ – чудо» 127.

С американской – последней в жизни Цетлиных эмиграцией, связан заключительный этап биографии Михаила Осиповича.

«В Америке Михаил Осипович печатался в нью-йоркских газетах “Новое русское слово” (как стихи, так этюды и очерки), “Заря” (см., к примеру, очерк “М. Антокольский” – 1943. 15 февр. № 4. С. 17–18), в журнале “Новоселье” (см., к примеру, очерк “Д. С. Мережковский (1865–1941)” – 1942. № 2. С. 48–56). <���…>. В 1944 г. в Нью-Йорке вышла книга Цетлина “Пятеро и другие” о композиторах “Могучей кучки”, иллюстрации к которой сделала его приемная дочь А. Н. Прегель (ей, кстати, эта книга и была посвящена); 2-е издание осуществлено вдовой после смерти автора, в 1953 г. В последние годы жизни Цетлин работал над книгой о русских поэтах-символистах: после смерти в его бумагах обнаружены отрывки и наброски глав о Брюсове, Бальмонте, Блоке (в том числе о блоковской прозе), Белом, Волошине, Сологубе, журналах “Весы” и “Золотое руно”. Посмертно напечатана его статья “О критике”. Также посмертно увидела свет книга переводов (совместно с И. Астровым) “Португальских сонетов” Елизаветы Б. Браунинг (Нью-Йорк, 1956), предисловие к которой, по просьбе М. С. Цетлин, написал Г. Адамович. 10 ноября 1945 г. Цетлина не стало. “Кончиной М<���ихаила> 0<���сиповича> огорчен бесконечно”, – писал 20 декабря 1945 г. И. Бунин М. Алданову» 128.

В свою очередь Вера Николаевна записывает в дневнике 25.XI.1945:

«Скончался Михаил Осипович Цетлин, рак крови. Редкий был человек, деликатный, умный, тонкий и образованный» 129.

После его смерти М. С. Цетлина передала коллекцию книг мужа Еврейской национальной и университетской библиотеке в Иерусалиме. На основе его с женой коллекции картин в Рамат-Гане был создан Музей русского искусства имени Марии и Михаила Цетлиных.

Хотя Марья Самойловна Цетлина буквально боготворила Бунина, в быту общалась она главным образом с Верой Николаевной. На это указывают и письма Буниных к Цетлиной, публикуемые в гл. V., в большей своей части принадлежащие Вере Николаевне.

Для понимания характера отношений, существовавших в период тридцателетней «опекунской дружбы» Цетлиных с Буниными, а значит и «духа» переписки В. Н. Муромцевой-Буниной с М. С. Цетлиной, необходимо вкратце остановиться на их личностных характеристиках. Обе женщины были выходцами из семей, принадлежавших к кругу российской культурной и общественной элиты – Вера из старинной, но обедневшей дворянской фамилии Муромцевых 130, Мария из просвещенной и богатой еврейской семьи петербургского ювелира Тумаркина. У обеих мужья были литераторы. У Веры – великий русский писатель: амбициозный, вспыльчивый, тяжелый в семейном быту человек. У Марии – скромный лирик – так он сам аттестовал себя:

– человек мягкий, доброжелательный, безраздельно преданный литературному ремеслу.

По воспоминаниям Ангелины Цетлиной – см. примечание 119, в их семье: «Мать говорила громче, волновалась. Отец всегда говорил тихо и сдержанно». У Буниных все было наоборот: спокойная утешительница Вера Николаевна и вулкан страстей в образе Ивана Алексеевича.

Марья Самойловна, по свидетельству Ангелины, «любила одеваться в дорогих модных магазинах, любила меховые шубы и драгоценности. Позднее она одевалась гораздо скромнее, но драгоценности носила всегда». Вера Николаевна всю жизнь «проходила в чужом», о чем однозначно свидетельствуют и ее дневниковые записи и публикуемые в гл. V письма. Столбовой дворянин Бунин был выходцем из разорившейся семьи и на жизнь зарабатывал себе только писательским трудом, который в эмиграции оплачивался издателями очень скупо. Михаил Цетлин же являлся внуком основателя одного из крупнейших торговых домов Российской империи, чайной фирмы «К. Высоцкий и сыновья». Поскольку после Революции фирма сохранила свои зарубежные активы, супруги Цетлины в изгнании в материальном отношении были вполне обеспечены.

С ранней юности Мария, отличавшаяся темпераментным волевым характером и красотой, привлекала к себе всеобщее внимание и восхищение окружающих. Ее портреты писали выдающиеся мастера кисти (всего их насчитывается девять), среди которых был друг семьи Валентин Серов, ваяли знаменитые скульпторы (Антуан Бурдель). Ей посвящали стихи такие прославленные поэты, как Бальмонт и Максимилиан Волошин. Закончив Бернский университет и защитив там диссертацию, Мария Тумаркина-Цетлин стала одной из первых женщин в Европе, получивших диплом доктора философии.

Так же как и Мария Тумаркина, Вера Муромцева получила прекрасное образование. Она серьёзно изучала химию, закончила московские Высшие женские курсы В. И. Терье, знала четыре языка, занималась переводами, увлекалась современной литературой. Она тоже была красива. Некоторые отмечали её сходство с живописными образами Мадонны. Валентин Катаев, считавший себя учеником Бунина, писал:

«…Я впервые увидел… Веру Николаевну Муромцеву, молодую красивую женщину – не даму, а именно женщину, – высокую, с лицом камеи, гладко причёсанную блондинку с узлом волос, сползающих на шею, голубоглазую, даже, вернее, голубоокую, одетую, как курсистка, московскую неяркую красавицу из <���…> интеллигентной профессорской среды» 131.

До знакомства с Иваном Буниным, как, впрочем, и за весь их период жизни в России, Вера Муромцева, в отличие от Марии Тумаркиной, не имела серьезных контактов в литературно-художественной среде. Она вошла в нее лишь в изгнании, как общественница, устроительница и непременный участник литературных акций в эмигрантском Париже, а в конце жизни – как прозаик-мемуарист.

Марья Самойловна была женщина добрая, отзывчивая, но с тяжелым, властным характером. В обществе она выступала как центр всеобщего притяжения, любила блистать нарядами и дорогими украшениями. В этом отношении Вера Николаевна была ее полной противоположностью. Как писала приятельница Буниной – художник Т. Д. Логинова-Муравьева 132:

«Мало кто понимал, в чем обаяние Веры Буниной, но все тянулись к ней. Ее простота привлекала, но также ее “царственность”» 133.

Поэт и литературный критик русского Зарубежья Г. В. Адамович писал после ее кончины:

«Вере Николаевне Буниной сказать надо было бы многое. Если бы не бояться громких слов, то сказать “от лица русской литературы” <���…> следовало бы о ней лично: о ее неутомимой и неистощимой отзывчивости, о ее простоте и доброте, ее скромности, о том свете, который от всего ее облика исходил… <���…> Не всем большим, даже великим русским писателям <���…>посчастливилось найти в супружестве друга не только любящего, но и всем существом своим преданного, готового собой пожертвовать, во всем уступить, оставшись при этом живым человеком, не превратившись в безгласную тень. <���…> Могу <���…> засвидетельствовать, что за ее бесконечную верность (Бунин – М. У) был ей бесконечно благодарен и ценил ее свыше всякой меры. Покойный Иван Алексеевич в повседневном общении не был человеком легким и сам это, конечно, сознавал. Но тем глубже он чувствовал все, чем жене своей обязан. Думаю, что если бы в его присутствии кто-нибудь Веру Николаевну задел или обидел, он при великой своей страстности этого человека убил бы – не только как своего врага, но и как клеветника, как нравственного урода, не способного отличить добро от зла, свет от тьмы» 134.