Марк Уральский - Бунин и евреи

Далее в этом же письме Дон-Аминадо дает высокую оценку активности И. М. Троцкого, руководившего через Нью-Йоркский «Литфонд», секретарем которого он являлся, кампанией по сбору средств для помощи престарелому и больному Бунину. При этом он, чудом избежавший «еврейской участи» человек, делает одно очень интересное, с точки зрения оценки гражданской позиции Бунина во время войны, замечание:

«Кстати, о меценатах: Бунины наперебой рассказывали о Вашей щедрости, отзывчивости, быстроте и проч. Конечно, Вы хорошо сделали, старик этого заслужил больше, чем кто бы то ни было» (sic!).

Здесь следует особо отметить, что и сам Дон-Аминадо относился к числу людей, которые до войны поддерживали Бунина, что называется «на плаву». Об этом, например, свидетельствует письмо писателя к нему от 10 октября 1932 года – когда Бунины находились в исключительно тяжелом материальном положении:

«<���…> дорогой, подумайте обо мне! Дайте совет, как быть? Знаю, что Вам сейчас в работах и муках <���…> особенно не до меня. Но все-таки улучите свободную минутку – и подумайте обо мне <���…>. А в чем дело, Вы знаете. Эту зиму я никак не проживу без доброй руки помощи со стороны моих соотечественников, – совершенно твердо говоря. Дело доходит уже просто до безобразия. И вот скажите: можно ли все-таки надеяться на эту руку? <���…> Но в какой форме мне поднять эту руку? Вечер? Или просто сбор – например, под видом продажи с автографом моих “Избранных стихов” (издать которые для этого очень прилично)? <���…> Думаю – <���как лучше? – М. У.>, но посоветуйте. Это необходимо, как мне не совестно хватать вас за лацканы пиджака – я действительно в <���отчаянном? – М. У. > положении. <���…>

Ваш Ив. Бунин» 160.

После освобождения Франции от нацистов Дон-Аминадо переехал с семьей в городок Йер (Yerres) неподалеку от Парижа, «банлье» (banlieu, фр. – квартал бедноты), как он его иронически называл. Себя же он саркастически именовал «иеромонахом», т. к. по существу отошел от эмигрантского литературного сообщества. Тем не менее, контакты с Буниным он поддерживал до последних дней жизни писателя.

В области поэзии Дон-Аминадо ничего больше интересного не создал и за 12 послевоенных лет жизни выпустил всего две книги – «В те баснословные года» (Париж: 1951) и «Поезд на третьем пути» (Нью-Йорк: «Издательство им. Чехова», 1954), относящиеся к разряду воспоминаний.

Итог же своей эпохе Дон-Аминадо подвел в 1951 г. следующим четверостишием:

Леонард Розенталь (19 декабря 1875 (1874), Грозный Терской обл. – 16 июля 1955, США)

Русское Зарубежье, формировавшееся в начале века из малоимущих беженцев, потерявших на родине все свое состояние, включало в себя и прослойку богатеев – людей разных национальностей и сословий, имевших солидные капиталы за рубежом. Отдельные представители этой категории беженцев – в большинстве своем из числа состоятельных евреев, для которых русская культура являлась составной частью их личностной идентичности, выступили в качестве опекунов литераторов-эмигрантов. Последние находились в положении действительно «отчаянном», поскольку (здесь Иван Бунин – типичный пример) «в России не приобретали “кормящей” специальности, и лишь немногие из них взялись за другие промыслы, так что русско-еврейская традиционная благотворительность, роль русско-еврейских меценатов, щедрых и культурных русских евреев оказалась особенно важной, спасительной» 161.

Так, например, в дневнике Бунина от 11 апреля 1922 года имеется следующая запись: «В 5 у Мережковских с Розенталем. Розенталь предложил нам помощь: на год мне, Мережковскому, Куприну и Бальмонту по 1000 франков в месяц» 162.

Леонард (Лазарь) Михайлович Розенталь – ювелир, коммерсант, промышленник, меценат, родился во Владикавказе, в богатой семье горских евреев. Из России его родители перебрались на жительство в Турцию, где взяли себе немецкие имена. Четырнадцатилетним подростком Леонард оставил семью и уехал во Францию. В Париже он учился в «Коммерческой школе на улице Трюдейн» («l’Ecole commerciale de la rue Trudaine»), работал в знаменитой фирме хрустальных изделий «Баккара» 163, подвизался на ювелирной бирже 164. Свое состояние Розенталь сделал на добыче и продаже жемчуга, основав с братьями 165фирму «Leonard Rosenthal et freres», которая вплоть до 1930-х годов была ведущей по торговле жемчугом во Франции.

Розенталь построил в Париже около 30 коммерческих зданий, среди них кинотеатры «Нормандия» («Le Normandie»), «Аркады» («Les Arcades des ChampsElysees») и «Порталы» («Les Portiques») на Елисейских полях.

С 1926-го Леонард Розенталь являлся крупнейшим пайщиком кинокомпании Societe Generate de Films, где, в частности, выступил в качестве продюсера фильма «Сентиментальный романс» («Romance sentimentale») режиссеров Г. Александрова и С. Эйзенштейна (1930) 166.

Прославился Леонард Розенталь и как филантроп. После Первой мировой войны он за свой счет содержал 100 русских детей-сирот, построил для них приют и политехническую школу Ecole Rachel (Ecoles d’Enseignement Technique gratuites – Section Feminine, 8 Rue Quinault – Paris. 1930) 167. К 1927 году его благотворительной поддержкой было охвачено более 20 тыс. человек. За свою благотворительную деятельность Леонард Розенталь был награжден орденом Почетного легиона.

Удивительным образом этот человек, не имевший по сути своей корневых связей с русской культурой 168, испытывал к ее представителям в изгнании большой интерес и сочувствие. Являясь членом Попечительского совета Комитета помощи русским ученым и писателям во Франции, Леонард Розенталь в течение ряда лет оказывал материальную поддержку И. А. Бунину, Д. С. Мережковскому, А. И. Куприну, К. Д. Бальмонту, М. И. Цветаевой и др.

Из дневника Бунина от 27 /14 июня 1921 года:

«Вчера были у «короля жемчугов» Розенталя <���…>. Рыжий еврей. Живет <���…> в чудеснейшем собств<���енном> отеле (какие гобелены, есть даже церковные вещи из какого-то древн<���его> монастыря). Чай пили в садике, который как бы сливается с парком (Monceau) <���…> Сам – приятель Пьера Милля 169, недавно завтракал с А. Франсом 170. Говорят, что прошлый год “заработал” 40 миллионов фр.». 171

Писатели, совсем еще недавно вполне благоденствовавшие в царской России, «подачки» Розенталя брали, но и мучились от этого ужасно. «Гордость и тщеславие выдумал бес», – утверждал поэт елизаветинской эпохи Александр Сумароков (1717–1777).

У писателя же, особенно знаменитого, этих двух качеств всегда хоть отбавляй, а вот с деньгами туго. В эмиграции, как известно, почти все русские литераторы были «на нуле». Приходилось подлаживаться. Но порой вежливо выслушивать наставления меценатов гордость да заносчивость не позволяли. Вот Бунин и Мережковский, сохранявшие еще, по-видимому, в начале своей эмигрантской жизни «ершистость» русских знаменитостей, и не вытерпели. Посчитав вполне невинные на сторонний взгляд замечания Розенталя, сопровождавшие его «подачки», за унижение, они с ним рассорились. На эту тему имеются письма Зинаиды Гиппиус Владимиру Злобину 172(от 6 декабря 1922 года) и М. С. Цетлиной (от 8 декабря 1922 года).