Марк Уральский - Бунин и евреи

Более того, уже в следующей своей мемуарной книге «По памяти, по записям», увидевшей свет через год после выхода «Бунин в халате», в эссе «Последний день Бунина» Бахрах оценивает свое пребывание на вилле «Жанетта» совсем по-иному:

«Одной из больших удач моей жизни я считаю встречи, а иной раз – говорю это без преувеличения или желания прихвастнуть – и очень дружеские отношения с рядом людей, которых принято называть “людьми выдающимися”. Одним из них был Иван Алексеевич Бунин, которому я очень, очень многим обязан (кто знает, может быть, даже жизнью)» 17.

Андрей Седых, тоже бежавший из оккупированного немцами Парижа на юг Франции, который до 1943 г. «считался свободной зоной», и где евреи-эмигранты чувствовали себя в относительной безопасности 18, вспоминает, что когда в 1942 г. он встретился в Ницце с Буниным, тот ему жаловался:

«Плохо мы живем в Грассе, очень плохо. <���…> Живем мы коммуной. Шесть человек. И ни у кого гроша нет за душой – деньги Нобелевской премии давно уже прожиты. Один вот приехал к нам погостить денька на два… Было это три года тому назад. С тех пор вот и живет, гостит. Да и уходить ему, по правде говоря, некуда: еврей. Не могу же я его выставить…» 19.

Александра Бахраха, который числился по документам лютеранином 20, все и вся из его окружения, тем не менее, считали евреем. Например, Марк Алданов – один из самых близких друзей Бунина и хороший знакомый Бахраха, обращаясь в И. М. Троцкому (см. в гл. V. письмо от 22 августа 1950 года) с просьбой подключиться к кампании по оказанию материальной помощи больному Бунину, делает особый акцент на его поддержке Бахраха именно как еврея : «…не только ни одной строчки при Гитлере не напечатал, но и кормил и поил несколько лет других людей, в том числе одного писателя-еврея».

Леонид Зуров в письме к Милици Грин 21от 2 декабря 1954 года, рассказывая о перипетиях своей жизни в годы войны, пишет: «Во время немецкой оккупации на бунинской вилле скрывался наш общий знакомый журналист, еврей (его даже Вера Николаевна Бунина перевела из лютеранства в православие) и бежавший из Канн во время арестов <���евреев – М. У.> один пианист с женой (сейчас они в Америке)» 22.

О «пианисте с женой» речь пойдет ниже, а вот странное словосочетание «знакомый журналист, еврей», – т. е. человек, исповедующий иудаизм – и «перевела из лютеранства в православие», нуждаются в комментарии. По российским законам (как, впрочем, и по еврейским) выкрест любой христианской конфессии евреем уже не считался. Но в массовом сознании еврей всегда оставался евреем: «жид крещенный, что вор прощенный», что вполне невинно, без уничижительной коннотации, демонстрирует такой культурный человек, как Леонид Федорович Зуров. Природное еврейство, возможно, не сильно отягчало житие-бытие Бахраха на Лазурном берегу под итальянской оккупацией. Однако с приходом немцев, буквально вынюхивавших повсюду любых евреев, он, обладая выраженной еврейской внешностью, нуждался в дополнительном подтверждении своего неиудейства. Одной «бумажонки» об освобождении от «S.T.O.» было недостаточно. С этой целью и был, скорее всего, организован его переход из лютеранства в православие, – акт, который должен был в глазах «наци» удостоверять его «исконно арийскую» сущность: мол-де, родился лютеранином, затем перешел в православие.

«К Буниным Бахрах попал 22 сентября, а не “поздней осенью”, как сказано в <���“Бунин в халате” – М.У.> – см. начало его письма Осоргину от 23 сентября 1940 г.: “Только вчера приехав в Грасс”. Рассчитывая первоначально на короткую остановку, Бахрах “задержался” надолго. “Я забрел сюда на день, другой, – писал он Осоргину 30 сентября 1940 г., – и встретил столько ласковости и теплоты, что застрял уже на неделю и, вероятно, пробуду еще несколько дней”. “Несколько дней”, однако, растянулись на годы: Бахрах провел в доме Бунина более четырех лет, вплоть до освобождения Франции. Покинул Грасс он 23 октября 1944 г., см. в письмах Бунина Б. Зайцеву – соответственно от 22 и 26 октября 1944 г.: “Милый друг, пишу тебе с Александром Васильевичем Бахрахом, который завтра покидает нас после нашего четырехлетнего сожительства, летит ‘в пыли, на тройке борзой’ в Париж”, “В доме стало еще более пусто – 23-го уехал в Париж Бахрах – навсегда”» 23.

Итак, на основании последующих заявлений самого Бахраха и высказываний на сей счет близких ему людей – свидетелей того времени, его громогласное утверждение, что он якобы не обращался к Бунину с «просьбой приютить меня» и что я на «Жаннетте» <���не>скрывался» 24, а проживал на таких же основаниях и с таким же социальным статусом, как и все другие ее обитатели, являются, говоря научным языком, неверифицированными. Все, что известно о «грасском сидении» А. В. Бахраха, свидетельствует о том, что ему, на самом деле некуда было идти и, конечно же, он должен был если не скрываться, то затаиться в укромном месте, чтобы как можно меньше попадать в поле зрения вишистских и немецких властей. Опасность оказаться изобличенным в «еврействе» по доносу какого-либо знакомого «доброжелателя» из числа русских эмигрантов, быть арестованным и депортированным вместе с тысячами других его соплеменников, среди которых было немало лиц христианского вероисповедания 25, как дамоклов меч висела у него над головой.

Один такого рода случай – «о том, как арестован был немцем Аля Б<���ахрах>», Бунин вспоминает в письме к Адамовичу от 27 июня 1951 года, прилагая в качестве иллюстрации к нему забавный стишок, рассказывающий, «что случилось с этим немцем, когда он расстегнул штаны Али» – см. публикацию Олега Коростелева и Ричарда Дэвиса в кн.: И. А. Бунин: Новые материалы. Вып. I. С. 99–100. По сообщению О. Коростелева ситуация с Александром Бахрахом выглядела тогда отнюдь не «забавной», поскольку некий эсэсовец, заподозрив, что Бахрах – еврей, послал его на освидетельствование на предмет наличия обрезания.

Семейству Буниных, случись такое несчастье, что Бахраха признали бы евреем, тоже пришлось бы не сладко. Русские беженцы без достаточных средств к существованию, живущие на вилле, принадлежащей какой-то англичанке, т. е. врагу, и укрывающие у себя еврея, они в такой ситуации были практически беззащитны. Другими словами, в книге «Бунин в халате» Бахрах по каким-то соображениям, о которых можно только гадать, посчитал за лучшее не выпячивать трагические страницы своей биографии. Тем самым он, явно того не желая, вычеркнул Буниных из списка «Праведники народов мира», к которому причисляются люди, спасавшие во время Второй мировой войны евреев. Хотя об истинных мотивах, по которым ему пришлось всю войну обретаться под «бунинской кровлей», Бахрах предпочитает в своих книгах не распространяться, общая оценка сложившейся в те годы для него ситуации, приводимая им, несомненно, точна: