Ирина Паперно - Советская эпоха в мемуарах, дневниках, снах. Опыт чтения

18 октября [1930]. Вчера в «Новом мире» был объявлен рекламный список напечатанных в прошлом году авторов, и вот что меня забыли упомянуть или нарочно пропустили – этот величайший пустяк! – меня расстроило. На ночь я прочитал потрясающий, ужасный рассказ Новикова-Прибоя «Цусима», и всю ночь в кошмарном сне преследовал меня убийца, и я всю ночь держал наготове в кармане револьвер, все время опасаясь, что он сам выстрелит в кармане.

Пришвин дает объяснение собственному сну: сон – это индивидуальное проявление коллективного опыта своего класса, «интеллигенции», а именно «мании преследования». Он описывает страх («бояться») в клинических терминах, как «общее заболевание», которое у него проходит в «острой форме»:

И это расстройство, и сон есть индивидуальное проявление господствующей ныне среди интеллигенции мании преследования. У меня доходит до того, что боюсь развертывать новый журнал, все кажется, что меня чем-то заденут и расстроят. (Острой формы при общем заболевании бояться.)

Спасение, конечно, одно – надо решительно отдаться работе, для чего надо создать хорошие условия 305 305 Обе цитаты: Пришвин М. 1930 год // Октябрь. 1989. № 7. С. 172. .

Пришвин не заметил, что сон также выражает ощущение того, что даже скрытые попытки самозащиты могут быть опасны (страх, что револьвер, спрятанный в кармане, выстрелит; вспомним о выражении «кукиш в кармане»). Но он извлекает из сна руководство к действию: надо отдаться работе.

Проясним исторический и биографический контекст. В течение 1930‐х годов положение и состояние Пришвина быстро менялось. Его гонитель РАПП был расформирован, наряду с другими литературными ассоциациями, согласно постановлению ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года «О перестройке литературно-художественных организаций», и заменен централизованной организацией – Союзом писателей СССР. В 1933 году Пришвин издал успешную книгу «Женьшень».

Летом 1933 года он отправился в отдаленный северный край, который вдохновил его первую книгу, «В краю непуганых птиц» (1907): там шло строительство Беломорско-Балтийского канала имени тов. Сталина – грандиозного проекта «преобразования природы» и «перековки человека».

История канала и литературы, ему посвященной, хорошо изучена 306 306 О художественной литературе, посвященной Беломорканалу, см.: Клейн И. Беломорканал: литература и пропаганда в сталинское время // Новое литературное обозрение. 2005. № 71. С. 231–262. . Канал, как известно, строился с помощью принудительного труда заключенных (это был концентрационный лагерь, входивший в администрацию ГУЛАГа), подлежавших «перековке», то есть перевоспитанию. Как заметил современный исследователь, в психологической перспективе процесс «перековки» строился на трансформации насилия в желание 307 307 Lahusen T. How Life Writes the Book: Real Socialism and Socialist Realism in Stalin’s Russia. Ithaca, 1997. Р. 55. В этой книге Томас Лахусен описал «перековку» советского писателя Василия Ажаева. . Советские писатели принимали активное участие в проекте, воспевая Беломор и идею «перековки» в произведениях документальной и художественной литературы.

Тем же летом 1933 года, незадолго до торжественного открытия канала, на строительство направилась бригада писателей, призванная создать своего рода литературный аналог строительства – посвященный ему коллективный труд. Пришвин в этой поездке не участвовал, но поехал в знакомые ему места один, намереваясь самостоятельно осмотреть и описать совершавшееся. Певец русской природы и защитник окружающей среды, Пришвин относился к идее переделки природы с подозрением. Но идея преобразования человека казалась ему привлекательной. Странствуя по местам, которые он называл своей родиной как писателя, где прошел теперь Беломорский канал, он старался примириться с этим проектом. Он оправдывал его тем, что «бездомные» люди в процессе творчества новой жизни возродились и, «пересоздав географию края, нашли себе в нем новую родину» 308 308 Пришвин М. Дневники. M., 1990. С. 204 (25 августа 1939 года.) . Он искал и свою новую родину: «Родина – это участок моего личного труда в общем деле» 309 309 Пришвин М. Дневники. С. 204 (1 сентября 1933 года). . Пришвин сочинил два очерка о строительстве для коллективной истории Беломорканала, однако, когда издание появилось в печати в 1934 году, этих очерков в нем не оказалось 310 310 Речь идет о печально известной книге: Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства, 1931–1934 гг. / Под ред. М. Горького, Л. Авербаха, С. Фирина. М., 1934. Обстоятельства поездки Пришвина на строительство Беломорканала описаны в: Варламов А. Пришвин. М., 2003. С. 335–343. .

В те годы, стремясь ускользнуть в интимный мир, Пришвин жил в Загорске (Сергиевом Посаде) возле Москвы, с женой, Ефросиньей Павловной Смогалевой (крестьянкой, которую он научил читать и писать), и жил по-деревенски. Летом он на недели и месяцы исчезал с охотничьим ружьем в окрестных лесах и болотах на Журавлиной родине. Однако бежать от действительности в край непуганых птиц было не так легко: возникали технические трудности. Пришвин вплотную столкнулся с задачей создать хорошие условия для работы. В начале 1934 года Пришвин обратился к этой задаче во сне:

20 февраля [1934]. Два последних лета я не жил на Журавлиной родине из‐за трудности переезда от меня из Загорска туда, хотя весь переезд сорок верст! <���…> прошло два года, я стал тосковать по болотам, как будто действительно, как журавль, заблудился и потерял свою родину.

Однажды ночью и даже прямо во сне мне пришла в голову мысль о том, что выходом в моем положении будет машина: сорок верст для машины какой-нибудь час, – один час – и я на Журавлиной родине. Эта мысль, как бывает во сне у охотников, растворилась в особенно остро-радостном чувстве природы, где уже не журавли летали и не обыкновенные синицы, а какие-то прелестные птиницы. Утром, сохранив в себе одно лишь чувство приятности сна, я мало-помалу от птиницы до птиницы, как по лестнице, добрался до мысли о машине, и мне показалось, что ведь это возможно: теперь их делают у нас и, если я теперь заявлю, меня запишут в очередь и рано или поздно дадут 311 311 Пришвин М. Дневники. М., 1990. С. 209–210. .

Во сне мало-помалу Пришвин скользил по лестнице компромисса. Из сонных видений каких-то «прелестных птиниц», приведших к мысли о машине, возникает нечто вроде образа летающего автомобиля. Во сне этот сказочный предмет – недоступный в советских условиях обыкновенному человеку – представляется достижимым. Заметим, что Пришвин мастерски пользуется формулами нового советского языка и алгоритмами нового быта: «заявлю, запишут в очередь, дадут». В конце концов мысль о машине привела его, живописателя природы, живущего далеко от Москвы и в разладе с советской властью, к мысли вдвойне противоречивой: искать убежища в дикой природе с помощью автомобиля, полученного в качестве привилегии из рук власти.