Альберт Байбурин - Жилище в обрядах и представлениях восточных славян

Другая сложность также вытекает из оценки состояния источников. Подавляющее число записей носит попутный, фрагментарный характер. Специальных описаний восточно-славянских обрядов при строительстве нового дома очень немного. К ним следует отнести прежде всего небольшую заметку Дыминского [32] Дыминский . Суеверные обряды при постройке дома в Каменец-Подольской губернии. — Этногр. сб., СПб., 1864, вып. 6, «Смесь». , по сути дела единственную работу, посвященную исключительно интересующим нас обрядам. Большой и хорошо систематизированный материал, включающий и обряды при строительстве, собран по украинской хате в работе известного украинского краеведа П. Иванова [33] И[ванов] П . Народные обычаи, поверья, приметы, пословицы и загадки, относящиеся к малорусской хате. (Материалы для характеристики миросозерцания крестьянского населения Купянского уезда). — Харьковский сб., 1889, вып. 3, с. 35–66. . Некоторые необходимые для нашей работы материалы (например, выбор деревьев для строительства) были собраны в Белоруссии Н. Я. Никифоровским [34] Никифоровский Н. Я . Простонародные приметы и поверья, суеверные обряды и обычаи, легенды, сказания… в Витебской Белоруссии. Витебск, 1897. .

Все названные работы относятся к области изучения народных верований. Некоторые материалы можно почерпнуть из работ, посвященных исследованию народного жилища. К таким работам относится, например, небольшая монография К. А. Соловьева, посвященная крестьянскому жилищу Дмитровского края [35] Соловьев К. А. Жилище крестьян Дмитровского края. Дмитров, 1930. . Обрядам при строительстве посвящен один из разделов фундаментальной работы Е. Э. Бломквист по восточнославянскому жилищу [36] Бломквист Е. Э . Крестьянские постройки русских, украинцев и белорусов. — Восточнослав. этногр. сб., М., 1956 (Тр. Ин-та этногр., нов. сер., т. XXXI). . Особенно следует отметить материал по русским обрядам при строительстве, собранный и использованный некоторыми исследователями для своих теоретических построений. Из таких сводок выделяются работы Д. К. Зеленина [37] Зеленин Д. К . 1) Тотемический культ деревьев у русских и белорусов. — Изв. АН СССР, Отдел, обществ, наук, 1933, № 6; 2) Тотемы-деревья в сказаниях и обрядах европейских народов. М.; Л., 1937. , а среди более поздних — монография Э. В. Померанцевой, посвященная русской демонологии [38] Померанцева Э. В . Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975. .

При рассмотрении целого ряда вопросов (например, особенностей организации внутреннего пространства и др.) мы опирались на многочисленные этнографические и археологические описания восточнославянского жилища, и прежде всего — работы Е. Э. Бломквист, Л. Н. Чижиковой, Т. В. Станюкович, П. А. Раппопорта и др. Большим подспорьем оказались библиографические материалы по жилищу в исследовании Е. Э. Бломквист и в атласе «Русские».

Привлекаемого материала не всегда хватает для однозначных ответов на затрагиваемые в работе вопросы. Нередко по этой причине приходится ограничиться гипотетическими построениями. Однако хотелось бы еще раз подчеркнуть, что автор видит смысл этой книги как раз в постановке вопросов, а не в их окончательном разрешении.

Автор считает своим приятным долгом поблагодарить всех тех, кто принимал участие в обсуждении книги, и прежде всего С. А. Арутюнова, И. И. Крупника, Г. А. Левинтона, Б. Н. Путилова, С. А. Токарева, Н. И. Толстого, К. В. Чистова.

Всякий ритуал был призван обеспечить максимально устойчивые связи между организацией жизни коллектива и космическим порядком. Степень реализации этой функции ритуала зависела от соблюдения ряда условий. Среди них особенное значение придавалось выбору места и временисовершения ритуала. Наибольший эффект был возможен лишь в единственной, наиболее сакральной точке пространства, определяемой как «центр мира», ибо именно здесь в мифологическое время была разыграна космическая драма творения мира. Это же относится и ко времени. Существенным было умение определить наиболее сакральный момент времени, «когда профаническая длительность времени разрывается, время останавливается и возникает то, что было в начале» [39] Топоров В. Н . О космологических источниках раннеисторических описаний. — Труды по знаковым системам, 6. Тарту, 1973, с. 114. . Для ритуалов, воспроизводивших схемы создания различного рода культурных объектов (утвари, орудий труда, одежды, жилища и т. п.), не менее важным оказывался выбор материала, «тождественного» тому материалу, из которого был создан «первый образец» данной вещи. «То, что было вызвано к бытию в акте творения, может и должно воспроизводиться в ритуале, так как только это воспроизведение гарантирует безопасность и процветание коллектива» [40] Там же, с. 114. . Вероятно, именно этим можно объяснить весьма разработанную обрядность, связанную с выбором материала, места и времени строительства дома у восточных славян.

На практике соблюдение указанных ритуальных условий привело к двухступенчатой процедуре выбора. На первом этапе определялись реальные параметры места, времени, материала, учитывались их объективные свойства, практическая целесообразность выбора. На втором этапе все то, что вошло в категорию потенциально «пригодного», подвергалось дополнительной проверке, мотивированной логикой соответствия сакральным образцам. Другими словами, из всего реально пригодного необходимо было выбрать только то, что может считаться таковым и с ритуально-мифологической точки зрения. В результате достигалось искомое соответствие между сакральным и профаническим, космическим и земным — то соответствие, которое гарантировало успех строительства и благополучие жизни коллектива.

Основным строительным материалом у восточных славян (за исключением южных степных районов) было дерево.

Особая роль дерева в повседневной жизни славянских народов позволила К. Мошиньскому прийти к заключению, что славяне до последнего времени жили в «деревянном веке» [41] Moszyński К . Kultura ludova Słowian. Т. 1. Kultura materialna. Warszawa, 1929, s. 280. Характерно, что уже для древнейшего языкового состояния восстанавливаются с помощью этимологического анализа названий деревьев такие сферы их использования, как пища, инструменты (орудия труда), область ритуально-мифологических представлений. П. Фридрих, специально занимавшийся этими вопросами, пришел к выводу, что по крайней мере пять типов наименований деревьев фигурировали в архаических индоевропейских религиозных системах: береза, липа, бук, ива и особенно дуб . См.: Friedrich P. Proto-Indo-European Trees. Chicago, 1970. , причем это утверждение представляется справедливым не только в отношении практической, утилитарной роли дерева (как материала для строительства, изготовления утвари, орудий труда, транспортных средств, украшений и т. д.), но и в связи со специфическим положением деревьев в различного рода идеологических построениях. Достаточно вспомнить роль деревьев в тотемических классификациях многих народов, в том числе, вероятно, и у восточных славян (ср. особую роль березы и дуба в ранних религиозных построениях, особенно у русских и белорусов) [42] См.: Зеленин Д. К . 1) Тотемический культ деревьев у русских и у белорусов. — Изв. АН СССР, Отд. обществ, наук, 1933, № 6; 2) Тотемы-деревья в сказаниях и обрядах европейских народов. М.; Л., 1937. . С культом деревьев был непосредственно связан весь комплекс весенней обрядности (ср. так называемое «майское дерево» у народов Западной Европы, «семицкую березку» у русских, белорусский «куст», украинские «тополя») [43] Аничков Е. В . Весенняя обрядовая песня на западе и у славян. 1. СПб., 1903; Mannhardt W . Der Baumkultus der Germanen und ihrer Nachbarstämme. Berlin, 1875. . Интегральный образ дерева («мировое дерево», «шаманское дерево», arbor inversa и другие локальные варианты) служил воплощением концепции строения вселенной [44] Топоров В. H . О структуре некоторых архаических текстов, соотносимых с концепцией «мирового дерева». — Труды по знаковым системам, 5. Тарту, 1971, с. 9 и сл. Из более ранних работ, специально посвященных реконструкции этого универсального образа на славянском материале, см., напр.: Городцов В. А . Дако-сарматские элементы в русском народном творчестве. — Труды Гос. ист. музея, М., 1926, вып. 1; Латынин Б. А . Мировое дерево — древо жизни в орнаменте и фольклоре Восточной Европы. К вопросу о пережитках. — Изв. ГАИМК, Л., 1933, вып. 69; Денисов П. В. Этнокультурные параллели дунайских болгар и чувашей. Чебоксары, 1969, с. 60 и сл. Библиография по индоевропейской традиции собрана в статье: Топоров В. Н . О брахмане. К истокам концепции. — В кн.: Пробл. истории языков и культуры народов Индии. М., 1974 (см. особенно примеч. 102); Toporov V. N . «L’albero universale». Saggio d’interpretazione semiotica. — In: Ricerche semiotiche. Nuove tendenze delle scienze umane nell’URSS. Torino, 1973. , причем наиболее распространенным воплощением в самых различных культурных традициях. В этом образе реализовались представления о пространстве, времени, организации коллектива, жизни, смерти и другие, необходимые (с точки зрения этого коллектива) для адекватного восприятия окружающего мира и определения в нем своего места.