Марк Уральский - Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Со стороны русской интеллектуальной элиты, даже тех ее представителей, которые никак не запятнали себя сотрудничеством с немцами и личностным антисемитизмом, такого рода модификация эмигрантского морально-этического кодекса поддержки не получила. Это по умолчанию прочитывается в письмах Василия Маклакова, человека в высшей степени благородного. В переписке Маклаков – Алданов еврейская тема никак не выделяется и не обсуждается. Василий Маклаков относился к славной плеяде русских либералов начала ХХ в., которые полагали, что в свободной и демократической России, в условиях отсутствия какой-либо дискриминации по религиозно-этническому принципу, не будет иметься почвы и для пресловутого «еврейского вопроса». Мыслители правого толка из числа русских эмигрантов типа Василия Шульгина – хорошего знакомого и корреспондента Маклакова, см. их переписку в [БУДНИЦКИЙ (VI)], и их симпатизанты типа Нины Берберовой, по прежнему предерживались мнения, что «русские» и «еврейские» интересы несовместимы, а потому в случае выбора «русским» интересам должен был отдаваться приоритет. Такого рода точку зрения высказывает, сугубо приватно, например, близкий друг Алданова (sic!) Борис Зайцев. Этот достойный человек в своем глубоко возмущенном по тону сообщении Ивану Бунину от 14 января 1945 года, касающемуся обвинений в пронацистских симпатиях, предъявляемых Нине Берберовой, писал:

Яков Борисович (Полонский) занимается травлей Нины Берберовой. Эта уже нигде у немцев не писала, ни с какими немцами не водилось, на собраниях никаких не выступала и в Союзе cургучевско- жеребковскомне состояла. Тем не менее, он написал в Объединение писателей, что она «работала на немецкую пропаганду»! Ты понимаешь, чем это пахнет по нынешним временам? Очень противно. Мы жизнь Нины знаем близко. Решительно никаким «сотрудничеством», даже в косвенной форме, она не занималась, а по горячности характера высказывала иногда «еретические» мнения (нравилась сила, дисциплина, мужество), предпочитала русских евреям и русские интересы ставила выше еврейских <���курсив мой – М.У. >. Когда же евреев стали так гнусно мочить, сама же им помогала, как и мы все, как умела. Одно сделала глупо: написала что-то неосторожно Адамовичу. Этот, очевидно за неимением лучшего дела, стал раззванивать всюду, и чепуха эта добралась даже до Америки [ВАКСБЕРГ-ГЕРРА. С. 244].

Однако Зайцев в интерпретации подоплеки «дела» Берберовой [БУДНИЦКИЙ (IV)] ошибался. Скандал вокруг Нины Берберовой – одной из самых ярких женских фигур на культурной сцене довоенного «русского Парижа» (беллетрист и тонкий лирик, жена знаменитого поэта «Серебряного века» В. Ходасевича, близкий друг или хорошая знакомая всех «звезд» русского Зарубежья), разгорелся отнюдь не из-за Адамовича, который имел к нему лишь косвенное отношение. Его раздувала сама Берберова, избравшая для своей защиты от предъявляемых ей обвинений в коллаборационизме жестко-наступательную линию поведения. Не признавая себя в чем-либо виноватой и не желая ни в чем каяться, она вступила в бой с бывшими друзьями, а ныне ее обвинителями, организовав в этом противостоянии крепкую линию обороны.

У нее на руках были сильные козыри. Главным из них являлось ее утверждение, что все обвинения, образно говоря, построены на песке. Обвиняющая сторона, опиралась лишь на отдельные высказывания в частной переписке, некие «мнения» и слухи, как это подчеркивал Алданов в письме к М. Вишняку и С. Соловейчику от 26 ноября 1945 года, и не могла представить на 100 процентов убедительные доказательства <���ее виновности> [БУДНИЦКИЙ (IV). С. 157].

Таково было фактическое положение дела. Перечень «неблаговидных» поступков и высказываний Берберовой начала 1940-х гг. и по сей день имеется лишь в беллетризированных воспоминаниях свидетелей времени. Например, она якобы написала стихотворение о Гитлере, в котором сравнивала его с шекспировскими героями (Г. Гуль) 393 393 Отвечая на это «обвинение» со стороны Романа Гуля, Берберова писала: Действительно, в моем стихотворении «Шекспиру» (1942 г.), где Гитлер конечно не назван по имени, есть параллель между ним и Макбетом, так же, как в этой моей книге есть параллель между Сталиным и персидским царем Камбизом. Это мое стихотворение в трех версиях ходило по рукам в 1942 – 44 гг. в Париже. И Гуль жалеет, что оно до сих пор не напечатано: он намекает, что я скрываю его, т. к. Гитлер в нем мною «воспет». И вот тут-то я и принуждена осторожно спустить Гуля в юдоль нашей земной действительности, с которой он, видимо, потерял контакт: стихи мои под названием «Шекспиру» были напечатаны в те времена, когда покойный М. М. Карпович и сам Гуль печатали меня в своем журнале. Эти стихи можно прочесть в Антологии, вышедшей в изд. им. Чехова, в Нью-Йорке, в 1953 г., под редакцией Ю. П. Иваска, на стр. 99. – [Ронен О.]. В кн. [БЕРБЕРОВА (III). С. 13] также напечатано это стихотворение. , звала Бунина, Адамовича, Руднева и др., уехавших в свободную зону, «вернуться под немцев», потому что там «наконец-то свободно дышится» и т.д. (Л. Зуров). Роман Гуль:

Крайне недоброжелательно настроенный по отношению к Берберовой <���…> цитирует фрагмент из письма к нему Гайто Газданова:

«Помню, что мы были как-то в кафе: семья Вейдле, Фельзен (Н.Б.Фрейденштейн), Берберова, моя жена и я. Это было время германского наступления в Югославии. Берберова была возмущена, – но не немцами, а югославами: “Подумайте, какие мерзавцы сербы! Смеют сопротивляться!” Против нее выступили все, по-разному, конечно… Вейдле и Фельзен более мягко, я – довольно резко. После этого Берберова со свойственной ей простодушной – в некоторых случаях – глупостью, сказала: “Я не понимаю, ну Фельзен – еврей, естественно, что он так говорит. Но Вейдле и Газданов же не евреи?”

<���…>

В 1942 году Берберова писала вывезенному из-под Ленинграда в Германию и как бы возникшему из небытия Р.В. Иванову-Разумнику: «Мы уже очень давно не видели никого, кто бы приехал по доброй воле из чумных мест. А вот уже скоро 3 года, как не видали ни газет, ни книг оттуда. Есть у меня кое-кто из друзей, кот<���орые> сражаются на восточном фронте сейчас. Вести от них – самое волнующее, что только может быть. Здешняя наша Жизнь – одно ожидание» [БУДНИЦКИЙ (IV). С. 143, 144].

Даже сегодня упоминание каких-то безымянных «друзей, которые сражаются на восточном фронте» на стороне немцев в устах русского человека режет слух. Можно предположить с каким «неприятным привкусом» воспринимались слова Берберовой в ее письмах друзьями, находившимися тогда еще в «свободной – от немцев! – зоне», – Буниными, Адамовичем, Бахрахом… Вот, например, выдержка из письма В. Бунина – М. Цетлина (Нью-Йорк), по-видимому, от певых чисел февраля 1942 года: