Марк Уральский - Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Н.Н. Берберова. 21 рю Миромениль.

Париж. 30 сент. 1945

М.А. Алданову. Нью-Йорк.

Дорогой Марк Александрович,

Я давно хотела писать Вам. Б.К. 3<���айцев>, получив письмо от Вас в марте и показав мне его, советовал это сделать. Маклаков спрашивал меня: почему я не напишу Вам, чтобы раз навсегда положить конец всей этой чепухе. Я писала А.Ф. К<���еренскому>, писала подробно, <���…>. Послала также выписку из письма Бунина ко мне, может быть, он Вам ее показывал? Однако, теперь из письма Вашего к Рыссу, я вижу, что Вы все еще настаиваете на прежнем, и что со времени Вашего письма к Б.К.З<���айцеву> (март 45) ничто Вас еще не разубедило в моих политических преступлениях. Все это время я не решалась Вам писать по одной важной причине: я не могу до сих пор понять, что именно мне ставят в вину в Америке? Я все надеялась, что Вы объясните мне это в письме к Рыссу.

Но дело еще только больше запуталось, потому что в первом Вы пишете о каких-то якобы моих письмах к Рудневу или Рудневой (от 40 г.), а во втором ссылаетесь уже совсем на другое: на привезенный Цвибаком слух (!) о якобы моем сочувствии немцам в 40 году. Затем Вы пишете о каких-то миллионах – выражение, часто встречающееся в ваших письмах, когда дело идет обо мне и Н.В.М<���акееве>, причем в письме к Б.К. З<���айцеву> Вы только спрашиваете, есть ли они, а в письме к Рыссу уже утверждаете, что они существуют. Когда Вам пишут из Парижа люди, видавшиеся меня все эти пять лет из месяца в месяц, что миллионов никаких нет, а в политических преступлениях я не повинна, то Вы отвечаете, что это Вам лучше известно и о том удобнее судить. И все это на основании клеветы, пущенной обо мне мерзавцем, находящемся с Вами в свойстве <���имеется в виду Я.Б. Полонский – М.У. >

Я считала Вас со времени нашего знакомства (1923 г.) и продолжаю считать человеком абсолютно честным. Отношения наши были безоблачны 16 лет. Я радуюсь Вашим американским успехам, и все это время, когда думала о дорогих мне людях за океаном, думала и о Вас. И это письмо я пишу, чтобы раз навсегда ответить Вам на все, что Вы писали обо мне разным людям. Я знаю, в Америке у меня есть друзья, которые несмотря на газетную грязь, которой меня обливают (и на которую будет реагировать мой адвокат), до конца уверены во мне. Сюда приезжал В.В. Сухомлин, с которым политически я не схожусь, но с которым ценю давние хорошие отношения. Ему объяснять мне было нечего: он меня знает и во мне не сомневался <���…> (Н.В. М<���акеев> случайно участвовал в «резистанс» вместе и бок о бок с его лучшим другом). Он видел меня перед своим отъездом в 40 г., в самый день разгрома Тургеневской библиотеки! 398 398 Тургеневская библиотека (Русская общественная библиотека имени И.С. Тургенева) в Париже – существовала с 1875 r. Была основана в значительной степени на средства И.С. Тургенева. Являлась одним из главных центров культурной жизни русской эмиграции. В 1937 г. библиотека получила великолепное помещение в старинном особняке XVIII века – так называемом дворце Кольбера на улице Бюшри. В октябре 1940 г. немцы разграбили библиотеку: принадлежащие ей книги, а также картины, бюсты, портреты были помещены в 900 ящиков и вывезены в неизвестном направлении. Большая часть похищенных в 1940 г. библиотечных ценностей до сих пор не найдена. , и навсегда запомнил мое отношение к происходившему. Перед ним мне оправдываться было не в чем. Но я вижу, что по вине негодяя, оклеветавшего меня, мне необходимо оправдаться перед Вами. Начну издалека.

Если правда, что опубликованы мои частные письма к Рудневу или Рудневой, то краснеть надо не мне, а тому, кто эти письма обнародовал. Но оставим в стороне этику – возможно, что нынешние литературные нравы это допускают. Это отчасти развязывает руки и мне. Да, в 1940 г., вплоть до осени, т.е. месяца три, до разгрома библиотек и первых арестов, я, как и 9/10 французской интеллигенции, считала возможным, в не слишком близком будущем, кооперацию с Германией.<���…> Мы были слишком разочарованы парламентаризмом, капитализмом, третьей республикой <���…>. Да и Россия была с Германией в союзе – это тоже обещало что-то новое. Мы увидели идущий в мир не экономический марксизм, и даже не грубый материализм. Когда через год выяснилось, что все в нац<���ионал>-соц<���иализме> – садизм и грубый империализм, отношение стало другим, и только тогда во Франции появилось «сопротивление (резистанс). Так судила я, так судили многие вместе со мной, но отсюда было далеко до совершения, каких-либо политических поступков: я не печаталась, не выступала на вечерах, не состояла членом «правого» союза писателей. Да не стоит и говорить об этом: все те, кто печатался, выступал или состоял в союзе – давно «вычищены»; они либо в тюрьме, либо в бегах, либо под бойкотом. Когда-то милейший капитан, чета поэтов <���Г. Иванов и И. Одоевцева>, автор «Няни» <���И. Шмелев> и «сам» Сургучев. (Бедная Червинская 399 399 Поэтесса Лидия Червинская печатала в русских пронацистских изданиях свои стихи. При этом, судя по смутным свидетельствам в мемуарах и письмах современников, она была связана с французским Сопротивлением, но в 1945 угодила в тюрьму по обвинению в предательстве и коллаборационизме: «Червинской поручили ответственное задание, посвятили в секрет, от которого зависела жизнь двух десятков детей. Тут вся ошибка не ее, а тех – вождей, руководителей! Поручать, в то время, Червинской ответственные, практические задания – явное безумие!» [ЯНОВСКИЙ В.]. до сих пор в тюрьме).

22 июня 1941 <���в оригинале 1942> г. все изменилось. А еще через год начался тот страшный террор, от которого мы еще и сейчас не совсем оправились. Вы упоминаете в Ваших письмах об О.Б. Х<���одасевич>. Увы, я ничего не могла сделать, хотя и пыталась. Марианну <���Марголину, старшую сестру Ольги Борисовны – М.У. > услали сейчас же. Оля оставалась в Дранси 2 месяца, потому что взятый нами адвокат доказывал, что ее муж был ариец. Это не помогло, как не помогло и свидетельство о крещении. Меня близко коснулись и другие страшные случаи, но я не люблю о них распространяться, особенно сейчас это звучит как желание оправдаться в чем-то. Передо мною лежит письмо П.А.Берлина (предс<���едателя> одной еврейской организации, с ним я была все время в контакте). Оно начинается так: «Позвольте еще раз горячо поблагодарить Вас». Этот человек мог бы кое-что рассказать обо мне хорошее, но сейчас прибегать к нему я считаю для себя унизительным. Кое-что мог бы сказать обо мне и Хейфец, старый сотрудник «П<���оследних> Новостей»,но его уже нет на свете. Если увидите кого-нибудь из близких ему людей <���…>, дайте им мой адрес – я могу сообщить им о его последних неделях, которые мне удалось скрасить. Это я пишу не для того, чтобы выставить перед Вами мои заслуги перед евреями, но для того, чтобы Вы знали обо мне правду. Помочь Хейфецу деньгами я, к сожалению, не могла – мы помогали только одному человеку (с ним Вы в переписке), денег у нас было мало. Но мне удалось косвенно облегчить ему жизнь. Также удалось помочь косвенно Вашему брату, который был болен и одинок: баронесса Менем через мое посредство и по моей просьбе несколько раз посылала ему из По деньги. Об этом негодяй, клевещущий на меня, конечно не имеет понятия, хотя Ваша сестра могла бы ему об этом намекнуть.