Константин Богданов - О крокодилах в России. Очерки из истории заимствований и эк­зотизмов

Вопрос о «словаре идеологии» представляется поэтому сложным прежде всего в прагматическом отношении. Чем определяется идеологически доминирующий облик «духовной культуры» того или иного (со)общества? С оглядкой на власть, в России нашлось место как лингвистическим фантазиям де Местра, оказавшимся созвучными историософским утопиям архаистов [13] Шишков А. С. Некоторые выписки из сочинений графа Мейстера с примечаниями на оные // Собрание сочинений и переводов адмирала Шишкова. СПб., 1827. Ч. XI. С. 264–290. См. также: Булич С. К . Очерк истории языкознания в России. СПб., 1904. Т. I. С. 613–615. , так и лингвистическому экспериментаторству, напоминающему о «1984», — лексическим инновациям правления Петра I [14] Левин В. Д. Петр I и русский язык // Известия АН СССР. Серия литера туры и языка. 1972. Т. XXXI. Вып. 3. С. 212–227; Соболевский А. И . История русского литературного языка. Л., 1980. С. 119–120; Виноградов В. В . Очерки по истории русского литературного языка. М., 1938. С. 59–62; Левин В. Д . Петр I и русский язык // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1972. Т. XXXI. Вып. 3. С. 212–227. , эпохи «просвещенного абсолютизма» [15] Мальцева И. М., Молотков А. И., Петрова 3. М. Лексические новообразования в русском языке XVIII века. Л., 1975. , времени установления советской власти [16] Селищев А. Язык революционной эпохи. М., 1928; Smith M. G. Language and Power in the Creation of the USSR, 1917–1953. Berlin; New York: Mouton de Gruyter, 1998. и, наконец, недавней к нам «перестроечной» поры, которая также выразила себя в языковых новшествах, проиллюстрировавших радикальность идеологических перемен («гласность», «демократия», «застой», «человеческий фактор», «приватизация» и мн. другие) [17] Дуличенко А. Д . Русский язык конца XX столетия. Munchen: Otto Sagner (Slavistische Beitrage. Hg. von P. Rehder. Bd. 317), 1994; Zybatow L. N . Russisch im Wandel. Die russische Sprache der Perestrojka. Wiesbaden: Harrassowitz, 1995; Rajewski A . Changes in the Russian Terminology of Economic Law since Perestroika. Munchen: Otto Sagner (Slavistische Beitrage. Hg. von P. Rehder. Bd. 391), 2000. .

Какие же слова можно считать наиболее адекватно выражающими «ключевые понятия» идеологии или, в более расширитель ном смысле, «ключевые понятия» культуры? [18] Wierzbicka A. Understanding Cultures through their Key Words: English, Russian, Polish, German, and Japanese. Oxford: Oxford UP, 1997. Можно предположить, что необходимым условием выделения круга таких слов служит их коммуникативное обособление, но что предопределяет и поддерживает это обособление на фоне других слов? Культурные и психологические факторы делают возможным сосуществование социальных конвенций, оправдывающих идеологически диссонирующие истолкования даже таких «элементарных» слов, которые, по определению Лейбница (определению, не дающему покоя специалистам в области лингвистической семантики), казалось бы, «не могут быть прояснены никакими определениями» («nullis definitionibus clariores reddere possunt») и должны быть общепонятными сами по себе [19] Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. M., 1996. С. 330 след. . Но если это так, то что же говорить о словах «неэлементарных», подразумевающих объяснения и дублирующие интерпретации?

Ясно, что для решения этих проблем полезно, но недостаточно сравнить, например, энциклопедические словари разных эпох. Содержательные выводы, которые могут быть извлечены из факта наличия либо отсутствия того или иного слова в словарных рекомендациях и цензурных предписаниях, осложняются необходимостью учитывать социальную и коммуникативную результативность самих этих рекомендаций и предписаний. Можно ли, например, по высочайшему повелению Павла I «об изъятии некоторых слов и замене их другими» (1697), судить о том, что раздражавшие императора слова («гражданин», «отечество», «общество» и т. д.) были тем самым исключены из общественного внимания? [20] Высочайшее повеление 1797 года об изъятии из употребления некоторых слов и замене их другими. Сообщил В. С. Глинка. С. 531–532. Cтоль же показателен перестроечный анекдот о благонамеренной соотечественнице, уверенно восклицавшей в телеэфире, что «у нас секса — нет» [21] Фраза, потонувшая в хохоте участников телемоста, заканчивалась словами: «Но есть любовь». Интервью с автором этой фразы, Людмилой Ивановой: www.stulchik.net/news. См. также: Попов Н . А у нас секса нет // www.proza.ru/texts/2001/05713-22.html . Ясно, что вопрос о существовании в СССР секса, при видимой предосудительности соответствующего понятия, заставляет посильно комбинировать методы лексикологического, социологического и историко-психологического объяснения. Допустимо задаться и более сложным вопросом: если в функционально-коммуникативном отношении «ключевые слова» идеологии обособлены семантически (указывая или подразумевая тексты, предписывающие определенные модели социального взаимодействия), означает ли это, что они лишены формальных — например, морфологических — признаков семантической типизации? А если нет, то какие из этих признаков способствуют или, напротив, препятствуют идеологически маркированному словоупотреблению?

Написание настоящей книги было продиктовано стремлением разобраться в том, насколько эффективно идеологическое использование иноязычных заимствований в истории русской культуры. Аристотель, рассуждавший о риторической выразительности языковых средств, использующих или напоминающих иностранную речь, советовал, как известно, ораторам «придавать языку характер иноземного, так как люди склонны удивляться тому, что приходит издалека» (Rhet. III, 1), и объяснял метафору по аналогии с чужестранными словами и неологизмами [22] См., напр.: Poet. 1458 a-1458 b; Rhet. 1405а8 (καιΐ τοί ξενικοίνέχει μάλιστα η μεταφορά — «у метафоры очень много чужеземного». К сожалению, известный русский перевод Риторики Аристотеля Н. Платоновой в этом месте дезориентирующе неточен (Античные риторики./Ред. А. А. Тахо-Годи. М., 1978. С. 130). О функции заимствований в теории риторики и поэтики: Меликова-Толстая С . Античные теории художественной речи // Античные теории языка и стиля. М.; Л., 1936. С. 177; Troger Т. Fremdwort // Historisches Worterbuch der Rhetorik/Hrsg. G.Ueding. Bd. 3. Tubingen: Max Niemeyer, 1996. Sp. 465–472; Anderson R. D. Glossary of Greek Rhetorical Terms connected to Methods of Argumentation, Figures and Tropes from Anaximen to Quintilian. Leuven: Peeters, 2000. P. 30, 73–74. Напомним, что термин фп оенйкпн послужил формалистам для концептуализации «остранения»: Лахманн Р. Демонтаж красноречия. Риторическая традиция и понятие поэтического. СПб., 2001. С. 255. . В поэзии и красноречии востребована новизна, и именно чужое (Λοιπόν), если верить Аристотелю, способно ее гарантировать. Риторика и поэтика небезразличны к истории культуры и общества, но каким образом убеждение Аристотеля детализуется в ретроспективе социальной истории и в плане исторической лексикологии?