Array Коллектив авторов - Культурогенез и культурное наследие

Однако антропология Лесли Уайта была заслуженно названа «парадоксальной» [96] Barrett R. A. The paradoxical anthropology of Leslie White // American Anthropologist. 1989. № 91(4). P. 986–999. , ибо он оказался удивительным образом неспособен разглядеть ту сферу исследования, где его идеи могли бы найти реальное применение. Приводимые Уайтом примеры всегда бывали взяты из этнографии, и даже вышедший в 1960 г. сборник в честь Уайта оказался посвящен исключительно социолого-этнологической проблематике [97] Essays in the Science of Culture, Festschrift for White / eds G. Dole, R. L. Carneiro. N. Y.: Crowell, 1960. . Его авторы и сами чувствовали, что в рассматриваемом этнографии временном масштабе энергетический подход к культуре неадекватен. Занимаясь полевой этнографией среди индейцев пуэбло, Уайт оставался в рамках школы Боаса. Археологию же Уайт знал слабо и единственным заметным рубежом эволюции считал появление земледелия и скотоводства.

Современником Л. Уайта был Г. Чайлд, также старавшийся возвратить в социальную антропологию материалистические и эволюционистские установки. Осознание Г. Чайлдом неолитической и городской революций как решающих рубежей в развитии человечества приходится на 1930-е г. [98] Лынша В. А. Гордон Чайлд и американский неоэволюционизм // Этнографическое обозрение. 2001. № 5. С. 3–17; Childe V. G .: 1) New Light on the Most Ancient East. London: Routledge & Kegan, 1934; 2) Social Evolution. N. Y.: Henry Shuman, 1951. . Его книга 1929 г. [99] Childe V. G. The Most Ancient East (the Oriental prelude to European prehistory). London: Kegan Paul, Trench & Trubner, 1929. – еще диффузианистская, с реверансами в сторону Эллиота Перри и Менгина, с признанием совершенной недостаточности наших знаний и проигрыванием фантастических, по нынешним меркам, сценариев появления земледелия и скотоводства. Несмотря на обращение к материалам археологии, мир автора этой книги есть во многом еще отголосок тех исторических миражей, которые заменяли отсутствие информации европейским (но, надо сказать, не американским) антропологам рубежа веков.

Как Уайт, так и Чайлд взяли свой материализм от Маркса, но в остальном между обоими исследователями мало общего. Уайт – гораздо более изощренный теоретик, знакомый со всеми социоантропологическими концепциями своего времени и проявивший себя не только как апологет второго закона термодинамики, но и как проницательный исследователь механизма самокопирования и развития элементов культуры [100] White L. The Science of Culture. . Чайлд – непровзойденный знаток европейских и ближневосточных археологических материалов, но в вопросах теории оставшийся на достаточно примитивном уровне. Основа для него – Морган, дальше по значимости идут Эллиот Смит, Малиновский, Фрэзер, и это все. Не следует также забывать, что Чайлд работал в дорадиоуглеродную эру и не мог знать многого из того, что сейчас известно даже начитанным старшеклассникам (он считал, что в голоцене происходит аридизация, что и царские могилы Ура и Хараппа относятся к концу IV тыс. до н. э., что скотоводство в Передней Азии предшествует земледелию или по крайней мере появляется одновременно с ним причем лишь в V тыс. до н. э., и т. п.). Однако при всем искаженном представлении Чайлда о хронологии и всей незамысловатости его схемы (неолитическая и городская революции как этапы переходов от дикости к варварству и от варварства к цивилизации) его идеи оказались для своего времени (1950–1960-е гг.) и своего региона (Ближний Восток) плодотворны примерно в той же мере, в какой для американской археологии 1970-х годов оказались полезны идеи Уайта в сочетании со схемой политогенеза школы Стьюарда.

Чайлд придал новый смысл раскопкам доисторических памятников на Ближнем Востоке, но особенно повлиял на советских исследователей. Для них концепция двух доисторических революций стала вполне ортодоксальным развитием марксистской мысли. Следуя ей, можно было избежать конфликта как с официальной идеологией, так и с тем материализмом и эволюционизмом, которые к 1960-м гг. определяли мировоззрение подавляющего большинства советских историков всех поколений. В то же время чайлдовская теория действительно была живой и недогматичной, передовым направлением научного поиска. Существенной оказалась и возможность подключить к ней идеи Н. И. Вавилова по поводу земледельческих очагов.

Все это – Чайлд, Вавилов, городская революция, земледельческие очаги – оказалось сконцентрировано в книге В. М. Массона (1964) [101] Массон В. М. Средняя Азия и Древний Восток. М.; Л.: Наука, 1964. и его курсе, читавшемся в середине 1960-х гг. на кафедре археологии ЛГУ. Чтобы оценить произведенное впечатление, надо представить себе всю глубину контраста между тем сумеречным образом «первобытного» прошлого, который предлагали студентам остальные доступные им источники (один Косвен чего стоил), и нарисованной Массоном блистательной картиной восхождения человечества по ступеням прогресса от натуфа к хассуне и от убейда к уруку. Но едва ли не самым поразительным было то, что прогресс этот осуществлялся на территории не только Ирака, но и южного Туркменистана – законной и полноценной части как древневосточного культурного пространства, так и Союза ССР.

Раскопки В. М. Массона сперва на Джейтуне, а затем на Алтын-депе представляют собой редкий в гуманитарной науке пример успешного «лабораторного эксперимента», когда сделанные на основе гипотезы предсказания подтверждаются опытом. Конечно, с позиций сегодняшнего дня и среднеазиатский земледельческий неолит, и города бронзового века в Иране и Туркменистане выглядят иначе, чем они виделись тридцать лет назад, однако для своего времени идеи Чайлда были интересны и плодотворны. Поддержав их, Массон сыграл чрезвычайно позитивную роль в истории науки о прошлом.

Социальная антропология в тех аспектах, которые могут заинтересовать археологов, развивалась по преимуществу в Соединенных Штатах. Англичанин Чайлд составляет здесь исключение. О Уайте уже было сказано. Джулиан Стьюард, современник Уайта, споривший с ним по второстепенным поводам, но в целом мысливший в тех же эволюционистско-материалистических категориях, с конца 1930-х гг. стал продвигаться по пути создания собственной эволюционной схемы. Полем для ее разработки была Южная Америка. Стьюард писал о пяти сходных стадиях (от появления земледелия до циклических имперских завоеваний) в политическом и культурном развитии евразийских и американских центров ранних цивилизаций [102] Steward J. : 1) A functional developmental classification of American High Cultures // A Reappraisal of Peruvian Archaeology. Memoirs of the Society for American Archaeology / ed. by W. Bennett // American Antiquity. Vol. 13 (4), part 2. 1948. S. 103–104; 2) Cultural causality and law; a trial formulation of early civilization // American Anthropologist. 1949. Vol 51. P. 1–27. . У советских гуманитариев 1960–1970-х гг. подобный параллелизм (в немалой степени благодаря работам Массона) сомнений не вызывал, но не стоит забывать, что еще в 1930-х гг. он был вовсе не очевиден. Боас до самой своей смерти в 1943 г. отказывался его признавать [103] Harris M . The Rise of Anthropological Theory. P. 280–289. .