Глеб Глинка - Погаснет жизнь, но я останусь: Собрание сочинений

А потому узоры тленья
Основой жизни не зови:
Не победить им вдохновенья,
Не потушить земной любви.

У смерти и любви
Один и тот же нрав.
Они, как ни живи,
Придут вне норм и прав.

Душа тревогу бьет,
Бунтуя и горя,
Почуя их полет —
Зигзаг нетопыря.

Висит над жизнью сеть
Предчувствия беды.
Любовь — прыжок в бассейн,
В котором нет воды.

В жадных лапах жизни грубой
Глух мой стих, беззвучны губы.
Но внезапно изнемог
Время быстрого поток.

Брошен в воздух камень острый,
Он стремится к точке мертвой.
Мне на миг один даны
Крылья светлой тишины.

Озаряет всё земное
Солнце вечного покоя…
Камень пал, и вновь растет
Скрежет временных забот.

Люди жмутся, как птицы, —
Не уйти от беды,
И повсюду на лицах
Беспокойства следы.

Очевидно, недаром,
Несуразный на вид,
Беспросветным кошмаром
Страх над миром висит.

От тревоги всегдашней
Отзвук жути во мне,
И не то чтобы страшно,
Только всё как во сне.

Напряженнее, строже
Повторяю: «Не трусь,
Нет причины», — а всё же
Испугаться боюсь.

«Но» — какая польза в нем
В жизни иль в стихотворенье?..
Осторожность и сомненье,
Неуверенность во всем.

С трезвой горечью, с улыбкой
Ясно каждому одно:
Нет дыхания без «но»
На планете нашей зыбкой.

Вотще злорадство наше,
Бессмысленна работа.
Смех невеселый страшен,
Как смертника икота.

В кошмарах сновидений
Реальная основа:
Мир искажен в сплетеньи
Сетей сарказма злого.

Гротеск ощерен щебнем,
В нем судорог арена,
Как в зеркале волшебном
Из сказки Андерсена.

Внезапный сумасшедший смех
Бил очередью пулемета
Среди бессмысленных утех,
Среди житейского болота.

От хохота вразброд, навзрыд
Дрожали и мотались плечи,
И домостроя жалкий быт
Был судорогой искалечен.

Смех сокрушил, перетолок
Надежды все и все сомненья,
Прорвал разбухший потолок,
Сознания разрушил звенья.

В изнеможении тупом,
В гримасах — вместо дара речи
Надвинулись кошмарным сном
Мук адских явные предтечи.

Хихиканье, захлеб и гром:
Сплошная дикая потеха…
Ни в этом мире, ни в другом
Нет ничего страшнее смеха.

Безароматным ароматом,
Во избежание любви,
Соборности расщеплен атом:
Один попробуй поживи.

И в одиночестве голодном
Без вдохновения потей
В совокуплении бесплодном
Формалистических затей.

Пусть полыхнет по темной туче
Сарказма дьявольского блеск,
Чтоб встал из недр змеей гремучей
Эсхатологии гротеск.

Труп дельфина средь камней,
Деформированы линии.
Крабы уползли в унынии;
Час от часу смрад сильней.

Как же это получается?..
Надо б штраф на первый раз
И в печати дать указ:
«Разлагаться воспрещается».

Бойко плавает средь ила
Головастик в луже стылой.

Как личинка, он безличен,
Но до неприличья взвинчен.

Извивается весь, дабы
Обрести осанку жабы.

Дуги гнутся и гнутся шеи,
Коль ты лошадь – лезь в хомут,
Если глуп, то поумнеешь,
Если слаб – поможет кнут.

Если ты из класса гадов,
Полагается ползти,
Коль овца – вливайся в стадо,
Если птица, то лети.

Будь доволен нравом птичьим:
Крыл размах, перната грудь…
Стань хоть воробьем обычным,
Только курицей не будь.

Смеется солнце, океану радо.
Купанье, яхта, ласковый песок
И шепот волн у обнаженных ног.
Такой восторг, что умирать не надо.

Отливом смыт неумолимый рок.
Воды соленой грозная громада
Встает в сияньи счастья, как награда;
Мир городской совсем увял, поблек.

Существованье наше скоротечно,
Но, зная это, дышим мы беспечно,
Не слушая докучного сознанья.

Нам дорог гордости самообман.
У наших ног — ровесник мирозданья,
Бесчеловечно вечный океан.

Холодное бесчувствие наук
Давно пора поставить под сомненье.
Трактат научный — не стихотворенье,
И всё же творческих в нем много мук.

Не губит мысли сочность изложенья.
Не рабский труд — беспечность и досуг
Помогут вскрыть дедукции недуг
И силу мудрого непредрешенья.

Пора рассеять косности дурман:
Заимствовав Карамзина затею,
Сентиментальный написать роман,

В нем показать, что в пику суховею,
Изнемогая от жестоких ран,
Науки тоже чувствовать умеют.

В поместьях нежная хандра
Обломова, Манилова…
Ушла блаженная пора
Всего для сердца милого.

Теперь какие-то они
Неведомого племени:
Как стадо, гонят трудодни
Перед закатом времени.

Всё безымянно и темно,
Кругом местоимения.
В колодец каменный окно
У нас вместо имения.

Лукав наш нрав, безбожен быт,
Соборный путь грехом закрыт.
Как в одиночестве глухом,
Мы в самости своей живем.

Соба у каждого своя,
И если даже ты моя,
Как ни старайся — всё равно
Двух не объединить в одно.

Ни страсть, ни дружба, ни семья
Немыслимы без разных «я».
И только смерть нежданно, вдруг
Порочный разрушает круг.

Неожиданный пробел
Посреди беседы – это
Немоты глухой удел,
Беспокойство без ответа,
Бессловесности предел.
Но спасает нас примета:
«Тихий ангел пролетел
Иль дурак родился где-то».
Еще один.

1.Счастье — впереди…
Подложив под зад суму,
Сядь у моря, жди.

2.Коль попал в тюрьму,
Из себя не выходи:
Это ни к чему.