Александр Михайлов - Избранное : Феноменология австрийской культуры

Духовный смысл музыки, музыкальная мысль собираются у Ганслика в красоту музыкального протекания, совсем — почти совсем — не опосредованного субъективно-психологически: «Делая упор на красоту музыки, мы не исключаем духовный смысл ее, — напротив, мы полагаем его условием музыки» [82]. Пожалуй, этим выражен самый общий итог интеллектуализма, завещанного Ганслику его культурной традицией. Это — главное. А после столетних историко-культурных опосредований, совершавшихся напряженно и в противоборстве разнородных тенденций, мы можем заметить, что такой интеллектуализм не чужд и нам самим, нашему современному постижению искусства, музыки, что он за 100 лет вошел в наш опыт осмысления музыки как один из направляющих его моментов [83].

В своей последней, оставшейся незаконченной книге Фридрих Ницше, прерывая последовательность своей мысли, неожиданно спрашивает:

Was ist im Grunde geschehen

Что же, собственно, произошло? [1]

Останавливая себя этими словами, философ, только что рассуждавший о мировоззренческих процессах второй половины XIX века, о нарастании нигилизма, словно стремится припомнить что-то забытое им, для чего он никак не может найти выражения. Перед тем, как задать свой вопрос, Ницше выделил три причины возникновения нигилизма — как «психологического состояния»: первая состоит в том, что мы искали смысла во всем происходящем, а этого смысла не было: «что-то» должно было быть достигнуто в результате процесса становления, но ничего не было достигнуто. Вторая причина — во всем происходящем человек стремился увидеть порядок, систему, целостность — но такого порядка не оказалось. Третья причина берет начало в попытке придумать «истинный мир» в противоположность «миру обмана», но и она кончается неверием в любой «метафизический мир»… Итак, «что же произошло», — спрашивает здесь философ. Однако мысль не проясняется: «Чувство отсутствия ценностей было достигнуто, — пишет Ницше. — <���…> Этим ничего не было достигнуто» [2]. Однако сама неожиданная у Ницше стилистическая шероховатость дает на вопрос философа незамедлительный и красноречивый ответ — это «ничего не достигнуто»: «достигнуто было то, что ничего не было достигнуто»! Это «более изначальное и подлинное» проявление ницшевского нигилизма еще более весомо, чем его теоретический анализ «нигилизма»: конец всякого исторического развития, прогресса и становления теперь завязан узлом — был достигнут конец, но вот оказалось, что конец этот — ничто… Перед очевидным — написанным черным по белому — смыслом такой стилистической неровности блекнут старания Ницше говорить о нигилизме языком своего времени, времени Дарвина и научного позитивизма, рассказать о нем на языке «ценностей» и «причин». Нет, нигилизм и это «чувство отсутствия ценностей» — обесцененности — Wertlosigkeit «это далеко не психологическое состояние». Это — чувство того, что «что-то произошло», собственно, в основе вещей, в их началах. Первая часть «Воли к власти» написана под впечатлением этого глубокого и уже произошедшего срыва в глубине вещей <���…> Перебивая свое изложение неожиданным вопросом, философ как бы опомнился — отошел от инерции своей мысли, которая скрывала от него более простой и глубокий ответ. «Вся наша европейская культура, — пишет Ницше, — уже с давних пор, с какими-то муками напряжения, растущими от десятилетия к десятилетию, движется неудержимо словно к некоей катастрофе — беспокойно, насильственно, сломя голову: подобно какому-то потоку, что стремится приблизиться к концу, что не может больше опомниться, страшится опомниться» [3]. «Тот же, кто принимается здесь говорить, — добавляет Ницше (в следующем фрагменте), напротив, до сих пор делал все только чтобы опомниться» [4].

То, о чем пророчествует Ницше, есть «восхождение» нигилизма — нигилизм за дверями: «откуда этот гость». Ницшевский «восход нигилизма» стоит между вагнеровскими «сумерками богов» и шпенглеровским «закатом Европы» — между двумя терминами, в которых старая Европа осознавала свою гибель. Вместо гегелевского «конца» — «помрачение искусства» [5].

Нигилизм означает, что «обесцениваются высшие ценности» [6]. «Радикальный нигилизм» есть убеждение в «абсолютной несостоятельности существования, если говорить о высших ценностях, которые признаются» [7]. Unhalbarkeit несостоятельность весьма близко к смыслу слова «абсурдность».

Ницшевская философия нигилизма есть философия отчаяния. Это — отчаяние человека, который внезапно опомнился и увидел, что мира, в котором, как считал он, он жил, уже нет, что та нить, по которой он шел в историческом лабиринте, уже оборвана, что внутри самих вещей произошел срыв, наступил некий в особом и тайном смысле — конец, когда была достигнута некая цель (erzielt). И вот, оказалось, что ничего не было достигнуто — было достигнуто ничто. Говоря именно о Ницше, нам нельзя преувеличивать момент неожиданности в таком опыте переживания и постижения ничто — для философа, который больше других сделал для того, чтобы задумываться, и для того, чтобы опомниться, который больше других сделал для того, чтобы всходила заря этого нигилизма, туг не могло быть полной неожиданности. И однако неожиданность была: Ницше-теоретик нигилизма и Ницше — нигилист, переживающий ничто как итог истории, — они оба не тождественны друг другу: первый обсуждает нигилизм, данный ему в историческом опыте, второй проговаривается о глубинах нигилизма, недоступных первому.

«Самая крайняя форма нигилизма была бы таким усмотрением; всякая вера, всякое полагание чего-либо истинным необходимо ложны; ибо истинного мира нет» [8]— тут Ницше доходит, как он думает сам, до Геркулесовых столпов нигилизма. Некоторой иронией со стороны истории было бы, что спустя всего несколько лет, и без знакомства с этим сочинением Ницше, немецкий философ-Ганс Файхингер разработал все эти положения Ницше о том, что «истинного мира вообще нет», в систематической, педантичной и гелертерской, самодовольной и чуждой всякого отчаяния форме «философии и иллюзии» — «philosophie des Als-ob». Иллюзии оправдываются прагматически. Среди гипотез Ницше о природе нигилизма есть и такая: нигилизм есть идеал всесилия, мера неверия выражает рост власти, силы, таким образом, «дух» всесильный «не верит» в истинность мира, потому что ему не приходится с ним считаться.

Но «ирония истории» в отношении Ницше не опровергает того, что его нигилизм есть философия отчаяния . «Человек невероятно утратил достоинство в своих же глазах», перестав быть средоточием и трагическим героем существования [9], он — «со времен Коперника» — катится из центра в бесконечность — «в X» [10]. Выражение отчаяния и страха — фрагментарность и не-системность в самом замысле «Воли к власти» (вопреки тому, что пытались утверждать ортодоксальные ницшеанцы), изобилие гипотетических классификаций, «пробных» дефиниций, попытки подходить к феномену «нигилизма» все с новых и новых сторон.