Вадим Елисеефф - Цивилизация классического Китая

2. И что касается легкости (и) и союза (цзянь), который можно встретить между деяниями Неба ( цянь ) и Земли (кунь), по каким текстам можно изучить эти явления, по каким знакам можно их доказать?

3. [Лао-цзы сказал]: откажитесь от всех наук и вы будете свободны от всех забот.

4. Как [тогда] Лу, князь Юани, оказался на грани гибели [из-за своего презрения к знанию]?

5. [Мэн-цзи сказал]: люди, [которые следуют добродетели], Доброты ( жэнъ ) не обогащаются.

6. Как [тогда] Гунцзы Цзин сказал [после того, как разбогател]: это почти совершенно?

7. На восточных склонах летает феникс.

8. Созревание деревьев может изменить песнь совы.

9. Превосходство остается за лесным петухом.

10. Сноровка всегда у того, кто предпочитает черепицу.

Все эти фразы еще не поняты. Мы желаем услышать ваши объяснения».

Получение других степеней также предполагало похожие испытания, которые были дополнены еще и устными вопросами (цоу ши).

Успешная сдача экзаменов отмечалась с большой торжественностью. На протяжении первой половины VIII в., в период расцвета Чаньяни, она была поводом для восхитительных праздников: банкеты у воды, церемонии приема в ряды получивших степень, которые можно назвать демократическими, так как образование, благодаря «четырем вратам» и техническим отделениям, было открытым для относительно широких социальных слоев. Без сомнения, каждый молодой человек, мямливший классические тексты вслед за своим деревенским учителем, мечтал однажды с волнением плыть по Цю Цзян (прогулочный пруд Чаньяни), отмечая торжественное внесение его имени в список кандидатов, получивших Высокую степень «совершенного мужа».

Помимо тесных рамок системы экзаменов, следует отметить, что эпоха Тан была основным этапом развития китайского философского мышления. В то время как философия периода Хань стремилась собрать и классифицировать всю сумму накопленного опыта, постепенно усвоить информацию о мире, которой становится больше, благодаря развитию науки и более частым путешествиям, интеллектуальную историю периода Тан отличает долгий методичный самоанализ в поисках лучших средств, позволяющих достичь знаний.

Начиная с IV в. проникновение буддизма из Индии привело к тому, что китайские мыслители столкнулись с новым понятием, которое определяло развитие индоевропейской философии. Речь идет о понятии абсолюта, известного как в махаяне, так и в неоплатонизме.

Чжи Дунь (314–366), знаменитый монах, друг каллиграфа Ван Сичжи, блестящий знаток философии даосизма, пытался перевести это понятие на китайский. Однако сугубо прагматичный язык ханьцев, не позволявший точно выразить понятие времени, был мало приспособлен к тонкостям мышления, возводящего от реального к абстрактному. Чжи Дун часто должен был прибегать к древнему понятию ли, которым он определял место, где все слова теряли значение, и которое позволял достичь только экстаз. Но на таком абстрактном уровне понятийного аппарата было очень трудно выйти за рамки мышления, которое выражало себя одними и теми же терминами на протяжении нескольких тысяч лет.

В то же самое время появление в Китае индийской секты дхьяны (по-китайски — чань ), т. е. медитации, позволяло, используя только практические методы достижения мудрости, приступить к изучению вопроса об абсолюте, сохранив при этом китайские выражения. Переводчик дхьяны (314–395) был первым в Китае, кто узнал легендарную историю Бодхидхармы, основателя этой секты, который, как говорят, погрузившись в медитацию, провел девять лет, сидя перед белой стеной. За это время его ноги атрофировались, превратившись в культи. Плодом столь долгих философских измышлений было открытие возможного непосредственного восприятия истины. Ведь в каждом, как говорил Бодхидхарма, есть природа Будды, достаточно лишь найти ее в себе и позволить ей внезапно проявиться любыми, иногда самыми неожиданными средствами.

Эта доктрина дхьяны, известная в Китае под названием чань, пользовалась особым расположением. Несколько веков спустя эта доктрина получила широкое распространение в Японии: известно, какую ценность придавали идеям чань самураи (японское название этой доктрины — дзэн). Причины этого успеха были простыми, ведь чань обращался к тем же категориям, что и даосизм: отшельничество, безыскусная простота, сосредоточенность, мистическое путешествие в поисках внутренних богов. Таким образом, новый мир этой доктрины был открыт благодаря использованию давно знакомых понятий. Она уделяла меньше внимания цели, которой нужно было добиться, по сравнению со средствами, позволявшими ее достичь.

Действительно, учителя чань признавали, что достичь истины можно двумя способами: либо действуя интуитивно, дожидаясь озарения, за которым придет понимание, — этот метод называется внезапным (дунь), либо поэтапно используя многочисленные практики, которые постепенно приводили сознание к открытию истины, — этот метод называется постепенным (цзянь).

Эти две техники предполагали наличие двух различных концепций метафизической истины. «Внезапность» приводит к тому, что абсолют рассматривается как нечто единое и всеобщее. В крайних формах, если переводить эти понятия в политический контекст, что в Китае, который во всем искал соответствия, всегда было господствующей тенденцией, концепция «внезапности» приводила к абсолютизму и тоталитаризму.

«Постепенность», напротив, приводила к тому, что человек видел множественность мира, к накоплению знаний и ориентации в них, так как эта модель предполагает развитие, а не внезапное изменение. Она требовала длительного времени и протяженности пространства, в то время как у сторонников техники «внезапности» эти две категории смешивались в одно понятие, которое объединяло все эпохи и все галактики. Если снова обратиться к политическому контексту, «постепенность» приводила к плюрализму, даже если они были иерархичны, а значит, и к некоторому либерализму.

Склонные к синкретизму монах Чжу Даошэн (365–434) и его друг Се Линюнь (385–433) пытались увидеть в этих двух техниках специфическое отражение двух различных темпераментов, индийского и китайского, перед лицом одной и той же доктрины. На самом деле речь шла о двух бессменных полюсах китайской философской мысли. Один из них характеризует вдохновение даосизма, а второй — дидактические усилия конфуцианства. Таким образом, борьба идей «внезапности» и «постепенности», в основе своей порожденная появлением иностранного образа мышления и заставившая китайскую философию свернуть с обычных для нее путей мышления, всего лишь модернизировала и усугубила старый и плодотворный национальный спор.