Вадим Цымбурский - Цивилизация — кто будет ей фоном?

Сегодня в России, может быть, более, чем где-либо и когда-либо, выбор между разными употреблениями слова "цивилизация" оказывается выбором в пользу той или иной идеологии, того или иного политического проекта. Чтобы понять, почему так происходит, следовало бы обсудить ту глубинную внутреннюю форму "цивилизации", которая преломляется в десятках разнящихся осмыслений данного понятия. Неплохим поводом для этого, на мой взгляд, служит обсуждение двух выпусков альманаха "Цивилизации и культуры".

В самом деле, вглядимся в эту многозначность термина "цивилизация", неутомимо демонстрируемую в обоих выпусках Б. С. Ерасовым [1; 2]. Можно ли говорить о какой-то единой внутренней форме для всех перечисляемых им значений? Есть ли какой-то смысловой инвариант у столь разных истолкований цивилизации, как отождествление ее с "конкретным обществом в единстве его материальной и духовной культуры" и, с другой стороны, приравнивание ее к "материально-технологическому компоненту социальной жизни"? Что может объединять "цивилизацию как социокультурную общность на основе единства ценностей" с пониманием "цивилизации" в смысле хорошо устроенного, комфортного, гуманного общества, в особенности же — современного общества Евро-Атлантики? Тем более, как сравнивать цивилизацию — "ступень общественного развития, следующую за дикостью и варварством", с приложением данного понятия к земному человечеству в целом и подобным ему гипотетическим образованиям на других планетах?

Впрямь, разброс употреблений велик. Но все же инвариант нащупывается. Во всех этих случаях под цивилизацией разумеется некая автономная антропогенная система (в обычном значении системы как множества элементов, образующих определенное единство), способная к самовоспроизводству и — что очень важно! — своей высокой внутренней организованностью, "информативностью" выделяющаяся на противопоставляемом ей энтропийном фоне'. Такова, собственно, общая формула цивилизации: и все различия в осмыслении этого слова определяются тем, что отводится под оттеняющий цивилизацию фон. Это может быть просто, по-обывательски, отсутствие удобств, комфорта — сюда же "несоблюдение прав человека", но в подобном же фоновом качестве могут более специализированно выступать некие эпохи "дикости" и "варварства" либо же какие-то современные народы или социальные слои, хозяйственные уклады или способы поведения, а также любые более "простые", в сравнении с цивилизацией, формы организации обществ, как у самого Б. С. Ерасова, представляющего цивилизации регулятивными надстройками над этносами и нациями.

Множество потенциальных значений, которые можно приписать слову "цивилизация", определяется перебором отношений "информа-тивность-энтропийность", "маркированность-немаркированность" систем, прослеживаемых в человеческой истории. Но сама по себе маркированность, "выпяченность" над антропологическим или космологическим фоном лежит в основе любого осмысления цивилизации, что бы конкретно под последней ни разумелось. В предельных вырожденных случаях, когда термин "цивилизация" прилагается к локальному и не слишком развитому обществу — к примеру, француз спокойно напишет: la civilisation tunisienne, — такой узус представляет не более чем декларацию о том способе трактовки данного объекта, к коему намерен прибегнуть повествователь: обсуждаемое общество выдвигается на передний план дискурса и условно подается как довлеющий себе космос, тогда как весь остальной мир столь же условно низводится до статуса оттеняющего фона, рамки. В других же случаях предполагается, что система, именуемая цивилизацией, по природе своей обладает особо маркированным статусом и онтологически превозносится над фоном — все равно, мыслиться ли этот фон лежащим вне цивилизации (таковы "цивилизации" А. Тойнби в окружении "внешнего пролетариата") или входящим в нее как ее субстрат, основание для цивилизационной надстройки (ср., опять же, "цивилизации" Б. С. Ерасова с их подчеркиваемой надстроенностью над нациями и этносами). Эту внутреннюю форму идеи цивилизации прекрасно выразил А. А. Зиновьев, когда он написал о современном западном обществе, что оно "возникло... уже в развитой человеческой среде, причем как более высокий уровень организации человеческих существ", так что будто бы его отношение "к общечеловеческой среде подобно отношению животного мира к растительному, высших видов животных к низшим, человечества к животному миру" [4, с. 23].

Такому воссозданию внутренней формы "цивилизации" не противоречит и узус авторов, которые — как О. Шпенглер или А. Блок — зовут "цивилизацией" переразвитую общественную систему, мир паразитарных мегаполисов, утративший жизненную и культуротворческую силу, изображаемый по контрасту с романтизируемым в его витальности фоном, будь то вспоминаемые золотые века той же культуры у Шпенглера или якобы проникнутая "духом музыки" окрестная народно-варварская стихия, по Блоку. Даже и в таком понимании свойством цивилизации опять-таки остается ее маркированность, однако же трактуемая как опустошенная итоговость, "постисторичность" форм. Инвариант цивилизации сохраняется и в подобной аранжировке — точно так же, как практически во всех из более чем 200 указываемых специалистами значений слова "культура" живет внутренняя форма, определяемая признаками "сотворенности" и "творимости" при широчайшем диапазоне коннотаций: от превознесения "творческой силы" до обличении "искусственности".

Назовем ли мы ту или иную систему "цивилизацией" или нет — всецело зависит от того, склонны ли мы в нашей модели мира установить подчеркнутые отношения маркированности-немаркированности между этой системой и каким-то ее фоном, а если склонны, то найдем ли, кого или что отвести на каких-то условиях под такой фон. А потому со стороны семантики достаточно бессодержательны споры вокруг "подлинного" смысла "цивилизации" и "культуры", как и насчет "истинного" соотношения этих понятий. Ничто не может помешать дискутанту делать свой выбор из сотен значений культуры и десятков значений цивилизации и даже порождать совершенно новые смыслы из тех же внутренних форм, создавая многообразнейшие комбинации со- и противопоставлений: он этим не докажет ничего, кроме своей, и без того изначально очевидной, приверженности к определенному словоупотреблению. Что в таких спорах поистине бывает интересно — так это их далеко не всегда декларируемая прагматика, представления говорящих об иерархии мира, преломляющиеся в отношении к слову "цивилизация" как к стандартному оператору иерархизации социальных систем и подсистем, утверждающему самоценность некоторых из них за счет обесценивания прочих.