Надежда Пестрякова - Литературные вечера. 7-11 классы

Второй ведущий:

«В доме открыты форточки, и слышен плачущий и зовущий благовест – по-мни… по-мни… Этот жалостный колокол по грешной душе. Называется – постный благовест. Все домашние очень строги, и в затрапезных платьях с заплатками, и мне велели надеть курточку с продранными локтями. Ковры убрали, можно теперь ловко кататься по паркетам, но только страшно. Великий пост! Раскатишься – сломаешь ногу. От масленицы нигде ни крошки, чтобы и духу не было. Даже заливную осетрину отдали вчера на кухню. В буфете остались самые расхожие тарелки с бурыми пятнышками-щербинками – великопостные».

Третий ведущий:

«В передней стоят миски с желтыми солеными огурцами, с воткнутыми в них зонтичками укропа, и с рубленой капустой, кислой, густо посыпанной анисом – такая прелесть! Я хватаю щепотками – так хрустит! И даю себе слово не оскоромиться во весь пост. Зачем скоромное, которое губит душу, если и без того все вкусно? Будут варить компот, делать картофельные котлеты с черносливом и шепталой, горох, маковый хлеб с красивыми завитушками из сахарного мака, розовые баранки, „кресты“ из Крестопоклонной… мороженая клюква с сахаром, бублики и сайки, изюм кувшинный, пастила рябиновая, постный сахар – лимонный, малиновый, с апельсинчиками внутри, халва… А жареная гречневая каша с луком, запить квасом. А постные пирожки с груздями, а гречневые блины по субботам… А кутья с мармеладом в первую субботу, какое-то „коливо“! А миндальное молоко с белым киселем, а киселек клюквенный с ванилью, а… великая кулебяка на Благовещение, с вязигой, с осетриной! А калья, необыкновенная калья с кусочками голубой икры, с маринованными огурчиками… а моченые яблоки по воскресеньям, а теплая сладкая-сладкая „рязаня“… а грешники с конопляным маслом, с хрустящей корочкой внутри, с теплой пустотой внутри! Неужели и там, куда все уходят из этой жизни, будет все такое постное и почему все такие скучные? Ведь все – другое, и много, так много радостного».

Четвертый ведущий:

Главному герою романа Ване непонятно, почему взрослые такие скучные, ведь вокруг так много радостного. Он находит радость в самых в самых обычных вещах, в окружающих его предметах и людях. Он просто любуется Божьим миром.

Шестой ведущий:

«А мир полон движения, весеннего оживления. На Москве-реке начинается ледоход. Рекою пахнет, живою водой. А во дворе шум особенный: набивают лед в погреб. Горы его повсюду, до самых крыш сараев. В тени он синий и снеговой, свинцовый. А на солнце – зеленый, яркий. К обеду – ни глыбы, ни люда, лишь сыпучие вороха осколков, скользкие хрусталики на снегу».

Первый ведущий:

«А вот новая радость – поездка на постный рынок. Ехать далеко – через всю Москву, с остановками. Вдали виден золотой купол Храма Христа Спасителя. Он еще не достроен. Ваня Шмелев знает, что и его папенька пожертвовал деньги на строительство».

ПОСТНЫЙ РЫНОК

Горкин:

«Стропила наши, под куполом-то, – говорит к храму Горкин, нашей работки иу-ут! Государю Александр Миколаевичу, дай ему Бог царствовать, генерал-губернатор папашеньку приставлял, со своей артелью. Во всех мы дворцах работали, и по Кремлю. Гляди, Кремль-то наш, нигде такого нет. Все соборы собрались, Святители-Чудотворцы… Спас на Бору, Иван Великий, Золотая Решетка… А башни-то каки, с орлами! И татары жгли, и поляки жгли, и француз жег, а наш Кремль все стоит. И довеку будет. Крестись. Это прабабушка твоя Устинья все тут приказывала пристать, на Кремль глядела. Поглядим и мы. Высота-то кака, всю оттоль Москву видать. Я те на Пасхе свожу, все соборы покажу, и Крест Хорсунский, из хрустальной, сам Царь-Град прислал. Самое наше святое место, святыня самая».

Четвертый ведущий:

«Весь Кремль золотисто-розовый над снежной Москвой-рекой. Кажется мне, что там Святое, и нет никого людей. Стены с башнями – чтобы не смели войти враги. Святые сидят в Соборах. И спят цари. И потому так тихо.

Окна розового дворца сияют. Белый собор сияет. Золотые кресты сияют священным светом. Все в золотистом воздухе, в дымном голубоватом свете: будто кадят там ладаном».

Первый ведущий:

«Что во мне так бьется, наплывает в глазах туманом? Это – мое, я знаю. И стены, и башни, и соборы… и дымные облачка за ними, и это моя река, и черные полыньи, в воронах, и лошадки, и заречная даль посадов… – были во мне всегда. И все я знаю. Там, за стенами, церковка под бугром, – я знаю. И щели в стенах – знаю. Я глядел из-за стен… когда? И дым пожаров, и крики, и набат… – все помню! И бунты, и топоры, и плахи, и молебны… – все мнится былью… будто во сне забытом».

ТРОИЦЫН ДЕНЬ

Четвертый ведущий:

Первый ведущий:

«Пахнет горячими ватрушками, по ветерку доносит. Я сижу на досках у сада. День по-настоящему летний. Я сижу высоко, ветки берез вьются у моего лица. Листочки до того сочные, что белая моя курточка обзеленилась, а на руках – как краска. Пахнет зеленой рощей. Я умываюсь листочками, тру лицо, и через свежую зелень их вижу я новый двор, новое лето вижу. Сад уже затенился, яблони – белые от цвета; в сочной густой траве крупно желтеет одуванчик. Я иду по доскам к сирени. Ее клонит от тяжести кистей. Я беру их в охапку, окунаюсь в душистую прохладу и чувствую капельки росы. Завтра все обломают на образа. Троицын день завтра.

Горкин:

– Богатые ватрушки… На Троицу завтра красный денек будет. А на Духов день, помни вот, замутится все. А то и громком может погрозить. Всегда уж так.

Шмелев:

– А почему – „и страх, и радость…“ – вчера сказал-то?

Горкин:

– Троица-то? А небось, учил в книжке, как Авраам Троицу в гости принимал… Как же ты так не знаешь? У Казанской икона вон… три лика, с посошками, под деревом, и яблочки на древе. А на столике хлебца стопочки и кувшинчик с питием. А царь Авраам поклонился, руки сложил и головку от страха отворотил. Страшно потому. Ангелы лики укрывают, а не то что… Пойдет завтра Господь во святой Троице по всей земле. И к нам зайдет. Радость-то кака, а? У тебя наверху в кивоте тоже Троица.

Шмелев:

– Я знаю! Это самый веселый образ. Сидят три Святых с посошком под деревцем, а перед ними яблочки на столе. Когда я гляжу на образ, мне вспоминаются почему-то гости, именины.

Горкин:

– Верно. Завтра вся земля – именинница. Потому – Господь ее посетит. У тебя Иван-Богослов ангел, а мой – Михаил Архангел. У каждого свой. А у земли-матушки – сам Господь Бог во Святой Троице… Троицын день. „Пойду, – скажет Господь, – погляжу, во Святой Троице навещу“».