Надежда Пестрякова - Литературные вечера. 7-11 классы

Первый ведущий:

«Я смотрю на серую землю, и она кажется мне другой, будто она живая, – молчит только, и отчего-то грустно».

Второй ведущий:

«Едем на Воробьевку, за березками. Я с Горкиным на Кривой в тележке, Андрюшка-плотник – на ломовой. Едем мимо садов, по заборам цветет сирень. Воздух благоуханный, майский. С Нескучного ландышами тянет. Едут возы с травой, везут мужики березки, бабы несут цветочки – на Троицу. Дорога в горку, Кривая едва тащит. Горкин радуется на травку, на деревца, указывает мне что-то.

Горкин:

– Мамонова дача вон, богадельня Андреевская, Воробьевка скоро. А потом к Крынкину заедем, чайку попьем. А там вся Москва, как на ладошке. Справа деревья тянутся, в светлой и нежной зелени. Гляди, матушка Москва-то наша!.. – толкает меня Горкин и крестится».

Первый ведущий:

«Дорога выбралась на бугор, деревья провалились, – я вижу небо, будто оно внизу. Да где ж земля-то? И где Москва? – Внизу-то, в провал гляди… эн она где, Москва-то!»

Второй ведущий:

«Я вижу… Небо внизу кончается, и там, глубоко под ним, под самым его краем, рассыпано пестро, смутно, Москва… Какая же она большая!.. Смутная вдалеке, в туманце. Но вот, яснее… – я вижу колоколенки, золотой куполок Храма Христа Спасителя, игрушечного совсем, белые ящички-домики, бурые и зеленые дощечки-крыши, зеленые пятнышки-сады, темные трубы-палочки, пылающие искры-стекла, зеленые огороды-коврики, белую церковку под ними… Я вижу всю игрушечную Москву, а над нею золотые крестики».

Первый ведущий:

«В глазах у меня туманится. Стелется подо мной, в небо восходит далью. Едем березовой рощей, старой. Кирпичные заводы, низкие серые навесы, ямы. Дальше – березовая поросль, чаща. С глинистого бугра мне видно: все заросло березкой, ходит по ветерку волною, блестит, маслится.

Горкин:

– Приехали. Дайте-ка молодчику топорик, его почин. – Крепше держи топорик. В церкву пойдет, молиться у Троицы поставлю, помечу твою березку… Да ну, осмелей… ну?»

Третий ведущий:

«Солнце слепит глаза, как-то отдернул занавеску. Я жмурюсь радостно: Троицын день сегодня! Над моей головой зеленая березка, дрожит листочками. У кивота, где Троица, тоже засунута березка, светится в ней лампадочка. Комната кажется мне другой, что-то живое в ней. Везде у икон березки. И по углам березки, в передней даже, словно не дом, а в роще. И пахнет зеленой рощей».

Четвертый ведущий:

«Мы идем все с цветами. У меня ландыши, и в серединке большой пион. Ограда у Казанской зеленая, в березках. Ступеньки завалены травой так густо, что путаются ноги. Пахнет зеленым лугом, размятой сырой травой. В дверях ничего не видно от березок, все задевают головами, раздвигают. Входим как будто в рощу. В церкви зеленоватый сумрак и тишина. Шагов не слышно, засыпано все травой. И запах совсем особенный, какой-то густой, зеленый, даже немного душно. Иконостас чуть виден, кой-где мерцает позолота, серебрецо – в березках. Теплятся в зелени лампадки. Лики икон, в березках, кажутся мне живыми – глядят из рощи. Березки заглядывают в окна, словно хотят молиться. Везде березки: они и на хоругвях, и на распятии, и над свечным ящиком-закутком, где я стою, словно у нас беседка.

Это не наша церковь, это совсем другое, какой-то священный сад. И пришли не молиться, а на праздник, несем цветы, и будет теперь другое, совсем другое, и навсегда. И там, в алтаре тоже – совсем другое. Там, в березках, невидимо, смотрит на нас Господь, во святой Троице, таинственные Три Лика, с посошками. И ничего не страшно. С ними пришли березки, цветы и травки, и все мы, грешные, и сама земля, которая теперь живая, и все мы кланяемся ему, и Он отдыхает под березкой.

У иконы Троицы я вижу мою березку, с пояском Горкина. Это такая радость, что я кричу: „Горкин, моя березка! И поясок на ней твой! Горкин!“ Я смотрю на Святую Троицу, а Она, Три Лика с посошками – весело на меня».

Пятый ведущий:

«Быстро пролетело лето, вот и осень в разгаре. К Покрову заканчиваются сельскохозяйственные работы, земля снежком покрылась. Каждый с нетерпением ждет Покрова».

ПОКРОВ

Шмелев:

– Отец ходит с Горкиным по садику и разговаривает про яблоньки. Редко, когда он говорит не про «дела», а про другое, веселое, а то все роди, да подряды, да сколько еще принять народу, да «надо вот поехать». И редко увидишь его дома. А тут будто на гулянье или когда ездил на богомолье с нами – веселый, шутит, хлопает Горкина по спине, радуется, какая антоновка нынче богатая. Горкин тоже рад, что отец душеньку отводит, яблочками занялся, и тоже хвалит антоновку.

Я вспоминаю, что скоро радостное придет, покров какой-то, и будем мочить антоновку. Покров – важный какой-то день, когда кончаются все «дела», землю снежком покроет, и «Крыша тогда – шабаш… отмаялся, в деревню гулять поеду», – говорил недавно Василь Василич. И все только и говорят: «Вот пойдет Покров – всему развяза». Я спрашиваю Горкина, почему – «развяза». Говорит: «А вот все дела развяжутся, вот и покров». Я жду с нетерпением, когда же придет Покров. Сколько же осталось?

Горкин:

– А ты вот считай – и ждать тебе будет веселей, а по дням скучно будет отсчитывать.

Хозяйка:

– А вот и гости с колядками к нам пожаловали!

(Входят ряженые, впереди мехоноша с бородой и усами, в одетом наизнанку полушубке, в рваной шляпе и с сумою или мешком для сбора даров)

Ряженые (по очереди):

(Хором):

(По очереди)

(Хором)

Хозяйка:

(Хозяйка одаривает ряженых)

Ряженые (хором):