Надежда Пестрякова - Литературные вечера. 7-11 классы

Вот книга кончена.

Ей отдана душа,

Как будто обрывается дыханье.

А за душою нету ни гроша,

Чтоб продолжать свое существованье.

Вот книга кончена,

Ее отданы года.

До самого последнего мгновенья…

И кажется:

Я больше никогда

Уже не напишу стихотворенья.

Я кончил книгу и поставил точку.

И рукопись перечитать не мог.

Судьба моя сгорела между строк,

Пока душа меняла оболочку.

Поэт! Не дорожи любовию народной.

Восторженных похвал пройдет минутный шум;

Услышишь суд глупца и смех толпы холодной:

Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.

Ты царь: живи один. Дорогою свободной

Иди, куда влечет тебя свободный ум,

Усовершенствуя плоды любимых дум,

Не требуя наград за подвиг благородный.

Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;

Всех строже оценить умеешь ты свой труд.

Ты им доволен ли, взыскательный художник?

Доволен? Так пускай толпа его бранит

И плюет на алтарь, где твой огонь горит,

И в детской резвости колеблет твой треножник.

Сладок мне венец забвенья темный,

Посреди ликующих глупцов

Я иду отверженный, бездомный

И бедней последних бедняков.

Но душа не хочет примиренья

И не знает, что такое страх;

К людям в ней – великое презренье

И любовь, любовь в моих очах:

Я люблю безумную свободу!

Выше храмов, тюрем и дворцов

Мчится дух мой к дальнему восходу,

В царство ветра, солнца и орлов!

А внизу, меж тем, как призрак темный,

Посреди ликующих глупцов,

Я иду отверженный, бездомный

И бедней последних бедняков.

Горька судьба поэтов всех племен;

Тяжеле всех судьба казнит Россию:

Для славы и Рылеев был рожден;

Но юноша в свободу был влюблен…

Стянула петля дерзостную выю.

Не он один: другие вслед ему,

Прекрасной обольщенные мечтою,

Пожалися годиной роковою…

Бог дал огонь их сердцу, свет – уму,

Да! Чувства в них восторженны и пылки:

Что ж? Их бросают в черную тюрьму,

Морят морозом безнадежной ссылки…

Или болезнь наводит ночь и мглу

На очи прозорливцев вдохновенных;

Или рука любовников презренных

Шлет пулю их священному челу;

Или же бунт поднимет чернь глухую,

И чернь того на части разорвет,

Чей блещущий перунами полет

Сияньем облил бы страну родную.

Поэт бывал и нищим, и царем.

Морским бродягой погибал на море.

Ужасным клерком он скрипел пером,

Уныло горбясь заполночь в конторе.

Повешен был за кражу, как Вийон.

Придворный, в треуголке, при параде,

Он фрейлин в ручку чмокал, умилен,

И с песней умирал на баррикаде.

Слепец брел рынком. Гусли. Борода.

По звонким тропам мчался по Кавказу.

Но кем бы ни бывал он, никогда

Ни в чем не изменил себе ни разу.

Рассыплются стены дворцов расписных

От знойных лучей и дождей проливных,

Но замок из песен, воздвигнутый мной,

Не тронут ни вихри, ни грозы, ни зной.

Я жив, не умру – пусть бегут времена, —

Недаром рассыпал я слов семена.

И каждый, в ком сердце и мысли светлы,

Почтит мою память словами хвалы.

Евгений Баратынский в первой половине XIX в. писал:

Мой дар убог, и голос мой не громок,

Но я живу, и на земле мое

Кому-нибудь любезно бытие:

Его найдет далекий мой потомок

В моих стихах: как знать? Душа моя

Окажется с душой его в сношенье,

И как нашел я друга в поколенье,

Читателя найду в потомстве я.

Моим стихам,

Написанным так рано,

Что и не знала я, что я – поэт,

Сорвавшимся, как брызги из фонтана,

Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,

В святилище, где сон и фимиам,

Моим стихам о юности и смерти,

– Нечитанным стихам! —

Разбросанным в пыли по магазинам

(Где их никто не брал и не берет)

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черед.

Из-под каких развалин говорю,

Из-под какого я кричу обвала,

Как в негашеной извести горю

Под сводами зловонного подвала.

Я притворюсь беззвучною зимой

И вечные навек захлопну двери.

И все-таки узнают голос мой.

И все-таки опять ему поверят.

Владимир Набоков обращался к будущему читателю:

Ты, светлый житель будущих веков,

Ты, старины любитель, в день урочный

Откроешь антологию стихов,

Забытых незаслуженно, но прочно.

И будешь ты, как шут, одет на вкус

Моей эпохи фрачной и сюртучной.

Облокотись. Прислушайся. Как звучно

Былое время – раковина муз.

Шестнадцать строк, увенчанных овалом

С неясной фотографией… Посмей

Побрезговать их словом обветшалым,

Опрятностью и бедностью моей.

Я здесь с тобой. Укрыться ты не волен.

К тебе на грудь я прянул через мрак.

Вот холодок ты чувствуешь: сквозняк

Из прошлого… Прощай же. Я доволен.