Антон Нестеров - Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века

В качестве exempla парного супружеского портрета обратимся к знаменитой «Чете Арнольфини» Ван Эйка. На портрете изображены итальянский банкир Джованни Арнольфини и его невеста, Джиованна Ченами, стоящие в интерьере комнаты, держась за руки. Все четыре стихии мироздания, по сути, представлены на картине: землю символизируют плоды – экзотические цитрусовые, стихия воздуха ассоциируется с подчеркнуто льющимся в окно светом, огонь явлен в образе зажженной в люстре свечи, причем то, что свеча эта всего одна, подчеркивает ее сходство со свадебным факелом. Что до воды, то, как пишет М. Н. Соколов, «в образ мог входить и четвертый водный первоэлемент – высказывалось предположение, что утраченная, но известная по описанию Бартоломео Фацио загадочная картина Яна Ван Эйка (из собрания кардинала Оттавиани) с нагой женщиной, скорее всего со сценой ритуального омовения новобрачной, изначально была картиной-крышкой к портрету четы Арнольфини». [447]На переднем плане мы видим геральдическую собачку, выступающую символом супружеской верности.

Если портрет четы Арнольфини носит подчеркнуто камерный характер, то «Парнас» (1497) Мантеньи, написанный по случаю свадьбы Изабеллы д'Эсте и Джанфранческо Гонзага, – своего рода «аллегория статуса» жениха и невесты, представленных на картине в образах Афродиты и Марса. Стихию огня на картине олицетворяет Гефест, Воздух – Меркурий, и т. д.

Еще один крайне интересный пример парного супружеского портрета – диптих Лукаса Кранаха «Супруги Куспиниан».

Ян ван Эйк. Супруги Арнольфини.1434. Национальная галерея, Лондон

На соответствующих портретах гуманист Иоганн Куспиан и его жена, Анна, изображены сидящими на фоне пейзажа, под сенью деревьев; если рассматривать эти портреты парой, деревья образуют своеобразную арку, охватывающую пейзаж, часть которого «вынута» пространством, разделяющим портреты. В этом пейзаже мы видим водоем, замок на скале, город и ведущую к нему дорогу и горящий около дороги огромный костер, – тем самым в пейзаже представлены все четыре первоэлемента: земля, вода, воздух и огонь. Обратим внимание, что водоем особо акцентирован на портрете Иоганна Куспиниана, а пламя присутствует на портрете его супруги. Но еще со времен греческих натур-философов вода считалась «женским» элементом, а огонь – «мужским». В таинстве брака супруги сливаются в «единое тело»: «да будете одной плотью», поэтому на портрете каждого из супругов подчеркнуто присутствует «противоположная стихия». С другой стороны, пламя на портрете Анны Куспиан отсылает к чуду Неопалимой Купины – явленного Моисею объятого пламенем куста, из среды которого с ним разговаривал Бог. [448]Во многих толкованиях чудо с кустом, который горел, не сгорая, рассматривалось как параллель чудесной девственности Богоматери, которая родила, но осталась девой. Тем самым пламя на портрете Анны Куспиниан указывает также и на ее целомудрие.

Лукас Кранах. Портрет доктора Иоганна Куспиниана.Ок. 1502. Коллекция Оскара Рейнхарта, Винтертур, Швейцария

Лукас Кранах. Портрет Анны Куспиниан.Ок. 1502. Коллекция Оскара Рейнхарта, Винтертур, Швейцария

На обоих портретах мы видим птиц: сова на портрете Иоганна символизирует мудрость, ибо это – птица Минервы. Попугай же, который присутствует на портрете Анны, являлся атрибутом девы Марии, ибо считалось, что в крике попугая слышится «Ave», и птица эта непрерывно славит Приснодеву. На портрете Анны мы видим и собачку – символ супружеской верности. Женские фигуры в пейзаже на задних планах портретов в сумме дают число девять и соотносятся с музами, указывая на творческие амбиции и ученость Иоганна Куспиниана.

Укажем еще на «Семейство Кобэм» Ганса Эворта, написанное во второй половине XVI в. Это не брачный портрет, а изображение супругов Кобэмов со всеми чадами. Однако и здесь мы встречаем на картине попугая, обезьянку, многочисленные плоды – виноград, вишни, яблоки, персики – и даже зерна фасоли, лежащие в блюдах на столе, за которым восседает семья, – причем художник дает нам понять, что перед нами не момент трапезы, и плоды носят символический характер. Об этом свидетельствуют, в частности, маленькие весы в левом углу стола – символ умеренности, а фиал, наполненный вином и стоящий в центре стола, несомненно, подчеркивает глубину веры этой семьи.

На полотне «Аллегория супружеской верности» Яна Минзе Моленара – супружеская пара, спускающаяся с крыльца, на переднем плане внизу картины представлены уже хорошо знакомые нам собачка и обезьянка. Супругов развлекают играющие для них музыканты [449]– музыка подчеркивает спокойную гармонию этой пары – столь отличную от бурной динамики драки двух крестьян, которая изображена в левом углу картины. Мотив умеренности, доминирующий в этой картине, подчеркнут еще и действиями слуг на заднем плане: они поливают водой из кувшина разгорячившихся музыкантов.

Как видим, в иконографии брака в искусстве XV–XVII вв. присутствует ряд устойчивых мотивов, призванных представить бракосочетание как космологический акт, в котором происходит слияние противоположностей, а четыре первоэлемента мироздания пребывают в гармонии. Резонно было бы ожидать присутствия этих же элементов и мотивов в эпиталамах.

Британская школа. Уильям Брук, барон Кобам с семьей.1567. Лидгейт Хаус

Насколько можно судить по сохранившимся античным образцам, – а к таковым относятся прежде всего фрагменты эпиталам Сапфо, воспроизводящие подлинные фольклорные свадебные песни, а также LXII стихотворение Катулла, которое, по сути, есть не что иное, как перевод эпиталамы Сапфо, – космологические мотивы составляют обязательную основу композиции этого жанра. [450]Так, вход жениха и невесты в опочивальню и утренний выход жениха уподобляются соответственно появлению на небе «вечерней звезды» (Геспера по-гречески, Веспера по-латыни) и утреннего светила, невеста уподобляется румяному яблоку – то есть свадьба включается в ритм движения светил и природных циклов; ближе к финалу эпиталамы возникает мотив девственности невесты, уподобляемой срываемому цветку, а соединение жениха и невесты сравнивается с тем, как тонкая лоза обвивается вокруг могучего дерева. [451]Перед Донном стояла непростая задача: воспроизведя основные мотивы эпиталамы, «обойти» щекотливый вопрос о девственности невесты. И, как мы увидим, с этой задачей он блистательно справился.