Ольга Буренина-Петрова - Цирк в пространстве культуры

Такими же предстают и акробаты в цирковой серии Франтишека Тихого. Так, в картине «Баланс» чешский художник изобразил акробата, удерживающего мячик на самом кончике носа. При этом ландшафт, из которого словно вырастает артист, напоминает вид земли глазами астронавтов из космоса, а мяч оказывается похожим на Землю в миниатюре. На другой картине художника, «Клоун», опять появляются очертания земной планеты, на фоне которой играет мячиками акробат – инженер Вселенной. Вообще вся цирковая живопись Тихого устроена так, что происходящее в ней, приоткрывая тайные механизмы равновесия, обретает явный онтологический оттенок [6] Недаром художника интересует образ «сальто», которое становится для него знаком гармонии. См. об этом в книге: Tichý František, Dvořák Frantisek . Cirkus a varieté Františka Tichégo. Praha: Odeon, 1967. S. 26. . На картинах репрезентируется такое состояние бытия, когда между субъектом, балансирующим в объектном мире, и самим объектным пространством устанавливается равновесие, интерпретируемое художником не как баланс сил в состоянии покоя, а как наивысшее выражение деятельности субъекта, раскрывающей внешний мир на пороге его изменений. Пространство цирка как раз и принимает на себя функцию преображающегося объектного мира. Циркачи, будь то человек-змея, акробат-наездник или воздушный гимнаст, наделены многомерной телесностью, все элементы которой вступают в равновесные отношения друг с другом [7] Акробаты и прыгуны именуются в цирке «людьми-мячиками». Ср.: Сосин А., Лободин М. Люди-мячики. Л.; М.: Искусство, 1960. .

Цирк в произведениях искусства часто представляет собой художественно-эстетическую экспликацию потребности культуры в динамике равновесия.

Герой рассказа Александра Грина «Канат», оказавшийся канатоходцем по воле случая, не только удерживает собственное равновесие на канате, но и словно устанавливает точку опоры Вселенной:

Оркестр заиграл марш. Я ставил ноги в такт музыке, колебля шест более для своего развлечения, чем по необходимости, так как, повторяю, после первого впечатления внезапности пустоты я оказался вне губительной нормы. Н о р м а л ь н о я должен был оцепенеть, потерять самообладание, зашататься, с отчаянием полететь вниз, не попытавшись, быть может, даже ухватиться за проволоку. Вне нормы я оказался – необъяснимо и, главное, самоуверенно, – стойким, без тени головокружения и тревоги. Я продолжал быть в фокусе напряженных токов, излучаемых огромной толпой; их незримое действие равнялось физическому. Я двигался в совершенно поглощающем мое телесное сознание незримом хоре уверенности, знания того, что я, Марч, двигаюсь и буду двигаться по канату, не падая, до тех пор, пока мне этого хочется [8] Грин А. С. Психологические новеллы. М.: Советская Россия, 1988. С. 236. .

Как зрелище вселенского значения с восхищением описывает выступление балансера Сергей Эйзенштейн:

В нем сходятся люди, чтобы в количестве нескольких тысяч, затаив дыхание, следить за тем, как человек, поставив стул на столько-то стульев, а их на столько-то столов и упершись носком в горлышко бутылки, поставленной на ножке перевернутого верхнего стула, старается сохранить равновесие; как он же ловит баланс, неподвижно стоя с зонтом или быстро скользя по натянутой проволоке [9] Эйзенштейн Сергей. Психология искусства // Психология процессов художественного творчества / Отв. ред. Б. С. Мейлах, Н. А. Хренов. Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1980. С. 182. .

По существу, именно балансер, демонстрируя перед публикой искусство динамического равновесия, всегда являлся доминантной фигурой циркового зрелища, так как его искусство могло демонстрироваться и в виде отдельного номера, и в виде разнообразных вкраплений в номера артистов других жанров. Показательны сцены удержания равновесия в литографиях Андрея Сапожникова, одного из первых в XIX веке русских художников, обратившихся к цирковым сюжетам. В двенадцати литографиях он представил цирковых знаменитостей, среди которых – наездницы Натарова, Лора, Полина Кюзан, Бассен, Камилла Леру, гимнаст Виоль со своим учеником Пачифико Авиньоли, наездники-вольтижеры Луи, Буклей, Шарль Доверн, Ремберт, Шанселет, Вандерберг и Жак Лежар, причем последний изображен в конном номере «Завтрак»: сидя на галопирующей лошади за столом при зажженных свечах, артист, удерживая равновесие, умудряется ловко наливать вино в бокал из бутылки [10] См. литографию № 8 в книге: Сапожников А. П. Сцены цирка Российских императорских театров. Альбом литографий. СПб.: Издание Поль Пти, 1849. .

На динамическом равновесии выстраивались легендарные пантомимические номера комика-балансера Лемана. Искусный эквилибрист, приехавший в начале XIX века в Россию из Франции, разыгрывал на канате целые представления. В 1827 году он выступал в Петербурге со сценкой, во время которой так мастерски прыгал по натянутому тросу на гигантском чучеле петуха, что ни у кого из зрителей не возникало сомнения, что скачет именно петух, а не всадник [11] Черненко И. М. Здравствуй, цирк. М.: Молодая гвардия, 1968. С. 67. . Грандиозное шоу разыграл в 1859 году канатоходец Жан-Франсуа Гравеле, взявший себе псевдоним Блонден. Над грохочущим потоком Ниагарского водопада был протянут канат, по которому артист совершил переход сначала в шестьсот шагов без балансира, а затем выбрал в качестве такового одного из согласившихся зрителей. Опираясь на мемуары канатоходца, однако несколько изменив его имя, Куприн описал этот вошедший в историю номер в рассказе «Блондель»:

Цирковой номер Жака Лежара «Завтрак». Альбом литографий Российских императорских театров, составленный Андреем Сапожниковым, 1849 г.

После Блонделя осталась книга его мемуаров, написанная превосходным языком и ставшая теперь большою редкостью. Так, в этой книге Блондель с необыкновенной силой рассказывает о том, как на его вызов вышел из толпы большой, толстый немец, куривший огромную вонючую сигару, как сигару эту Блондель приказал ему немедленно выбросить изо рта и как трудно было Блонделю найти равновесие, держа на спине непривычную тяжесть, и как он с этим справился. Но на самой половине воздушного пути стало еще труднее. Немец «потерял сердце», подвергся ужасу пространства, лежащего внизу, и ревущей воды. Он смертельно испугался и начал ерзать на Блонделе, лишая его эквилибра.

– Держитесь неподвижно, – крикнул ему артист, – или я мгновенно брошу вас к чертовой матери!

И тут настала ужасная минута, когда Блондель почувствовал, что он начинает терять равновесие и готов упасть.