Ольга Буренина-Петрова - Цирк в пространстве культуры

Вихрь клоуна – бело-малиново-золотой вихрь с неподвижным камнем белой маски среди этого вихря – в любой момент, стоит мне только подумать, взлетает в моей памяти [17] Олеша Юрий. Зависть. Три толстяка. Ни дня без строчки. М.: Художественная литература, 1989. С. 308–309. .

Сальто-мортале, которое герой не умел делать в детстве, но о котором любит рассказывать как об осуществленном им в действительности факте, – не что иное, как метафора художественного слова, фиксирующего и тем самым уравновешивающего, упорядочивающего круговорот жизни:

Я хорошо учился, был, как определяли взрослые, умным мальчиком, но в те детские – вернее, уже отроческие годы никаких предвестий о том, что я буду писателем, я в себе тогда не слышал. Мне хотелось стать циркачом, и именно прыгуном. Уметь делать сальто-мортале было предметом моих мечтаний. Я пытался научиться этому в гимнастическом зале гимназии, учеником которой я состоял. Однако ничего не получилось, поскольку отсутствовали соответствующие приспособления, которые и не требовались при школьном курсе гимнастики, куда не входила акробатика. Я и не знал, что требуются приспособления, относя этот фантастический прыжок к каким-то таинственным возможностям, заключенным в некоторых людях. Я им завидовал, этим людям. Я их видел в цирке – мальчиков, девочек в белых башмаках, толпу детей, выбегавших из малиновых ворот кулис на арену и чуть не с хохотом проделывавших передо мной то, что я не мог бы проделать даже в самом необыкновенном сновидении.

Я, между прочим, и теперь иногда сообщаю знакомым, что в детстве умел делать сальто-мортале. Мне верят, и я, вообще не любящий врать, рассказываю даже подробности.

Может быть, эта мечта уметь делать сальто-мортале и была во мне первым движением именно художника, первым проявлением того, что мое внимание направлено в сторону вымысла, в сторону создания нового, необычного, в сторону яркости, красоты [18] Там же. С. 307 – 308 .

Происхождение и сущность цирковых номеров и жанров тесно связаны с целостным осмыслением процессов движения и изменения, с формированием представлений человека о динамическом равновесии в культуре. Ведь динамическое равновесие – исток не только циркового искусства. Динамическое равновесие между разными компонентами культуры является формой ее существования и развития, толчком к культурным инновацим. Культура, подобно Вселенной, возможно, и возникает в результате «взрыва» [19] Ср. теорию Большого взрыва. См. также: Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М.: Гнозис, издательская группа «Прогресс», 1992; Арнольд В. И. Теория катастроф. М.: Наука, 1990; Voss Martin . Grundlagen und Elemente einer Soziologie der Katastrophe. Bielefeld: Transcript, 2006. , но нормально функционировать может только в форме динамического равновесия, определяемого античными мыслителями как «вечное, подвижное равновесие небесного и земного» [20] Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993. С. 75. .

Филип Пети идет по канату между башнями-близнецами Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Кадр из документального фильма Джеймса Марша «На канате», 2009 г.

Причем динамика равновесия – не просто мыслительная фигура, если признать, что оптимальная смена культурных парадигм есть смена равновесий [21] См. также теорию когнитивного баланса Фрица Хайдера: Heider Fritz . The psychology of interpersonal relations. New York: John Wiley & Sons, 1958. . Нарушение равновесия может привести к культурным конфликтам, а в осложненной форме – к катастрофам, войнам и террору. В связи с этим стоит вспомнить знаменательное и символичное событие, произошедшее 7 августа 1974 года в Нью-Йорке. В этот день по натянутому между двумя башнями Всемирного торгового центра канату без всякой страховки осуществил свой легендарный переход эквилибрист Филипп Пети. Если для самого Филиппа Пети смертельный аттракцион [22] Недаром эквилибрист вспоминает свой сон накануне выступления, в котором кто-то заколачивает над ним крышку гроба. стал победой над обыденной реальностью, материализацией долгожданной мечты, которую он лелеял еще во время строительства небоскребов-близнецов, то в документальной ленте Марша «На канате», снятой много лет спустя, в 2009 году, движение по канату показано как символический акт установления эквилибристом динамического равновесия. Потребность создать фильм о канатоходце, совершившем, как писали в свое время, «самое креативное преступление» в мире, по всей вероятности, была связана и с интересом кинорежиссера к культурно-политической проблематике, а также к событию, явившемуся, пожалуй, самым деструктивным актом начала зарождавшегося столетия – 11 сентября 2001 года, – когда башни Всемирного торгового центра были уничтожены террористами. Марш вообще не комментирует это событие на экране, однако весь сюжет, вращающийся вокруг ожидания артистом окончания строительства Всемирного торгового центра и скрупулезной подготовки к будущему номеру, демонстрирует подтекстовую смысловую стратегию режиссера. Еще лишь готовясь к выступлению, молодой канатоходец уже пристально всматривается в гигантские столбы недостроенных башен, между которыми должен быть натянут канат. Незавершенные башни, показанные первоначально в виде руин, воспринимаются как некий архаический тотемный объект (в значении Леви-Брюля) [23], с которым артисту предстоит вступить в магическое взамодействие. Сорокапятиминутное движение эквилибриста по натянутому канату равносильно некоему первичному мистическому единению с тотемным объектом. Приписывая экзистенциальную мощь башням, Пети чувствует себя совершенно защищенным на головокружительной высоте. Законы динамики равновесия, которым следует артист, как будто завершают идеальную целостность уже достроенных небоскребов. Движение кинокамеры, монтаж фотокадров [24]построены так, чтобы подчеркнуть равновесную гармонию архитектурного пространства и человека. Культура, как показывает Марш, может нормально функционировать только в форме динамического равновесия, т. е. такого подвижного состояния системы, при котором, несмотря на перемещения, изменения, инновации, общее соотношение сил или энергии остается постоянным. Человек на канате и искусство эквилибра, эксплицирующее организмическую и механическую форму динамического равновесия, вводят архитектурное сооружение как объект культуры в гармоническое единство с природой. Нарушение же равновесия обернулось несколько лет спустя человеческой трагедией: башни превратились в настоящие руины, и этот подтекст, присутствующий в фильме «за кадром», неизменно всплывает в коллективной памяти кинозрителей. Таким образом, цирк выглядит на экране как своеобразная форма самосознания современной эпохи, когда в нашей жизни необычайно возрастает спрос на моделирование равновесия между социумом и средой обитания, между различными и даже противоположными тенденциями в культуре, разными дискурсивными практиками, между архаичными практиками и новейшими достижениями науки и техники, человеком и другими живыми формами. В качестве модели динамического равновесия цирковое искусство обладает большим интегративным и миротворческим потенциалом – во многом благодаря тому, что в нем неизменно присутствует архаическая нерасчлененность сакрального и эстетического. В цирковом пространстве осуществляется диалог не только в пределах одной культуры, но и между разными, неоднородными и даже противоречивыми культурами. В искусстве цирка в немалой степени заключены механизмы саморегуляции и самосохранения общественной жизни, «секреты» достижения социальной стабильности, социальной гармонии, т. е. динамического равновесия социальных сфер и человека. Жизнь и искусство циркового артиста эксплицируют борьбу с нарушением равновесия [25].