Наум Синдаловский - Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице

В. А. Яковлев

Из известных персонажей петербургской истории, семьи которых хранят в своих биографиях память о тех временах, можно назвать губернатора Петербурга Владимира Анатольевича Яковлева. Он родился в Якутии, в городе Олекминске. Его мать, Ляхитнен Хильма Андреевна, уроженка села Лимузи Ораниенбаумского района Ленинградской области, чтобы спасти сына от возможных репрессий в будущем, записала его русским. Даже после того как Яковлев стал губернатором Петербурга, во всех официальных справочниках вопрос о национальной принадлежности его матери и репрессиях против неё стыдливо обходили молчанием. Писали, что она была «коренной ленинградкой», которая находилась в Олекминске в эвакуации. Но уже после своего переизбрания на второй срок на одной из пресс-конференций Владимир Анатольевич признался, что его семью отправили в ссылку за неблагонадёжные финно-угорские корни.

После возвращения из ссылки Хильма Андреевна стала ревностной прихожанкой ингерманландского прихода в Мартышкине, бывшем историческом районе Ораниенбаума. Напомним читателям, что на старинных шведских и финских картах Мартышкино известно под названиями Tyris, Tyrö (Тюрё). Этимология топонима «Мартышкино» более позднего происхождения. Оно восходит к фольклорному прозвищу птицы чайки «мартыш», или «мартышка». Топоним «Мартышкино» находится в одном ряду с такими названиями прибрежных посёлков, как Чайка или Лебяжье. Здесь, на берегу Финского залива, эти перелётные птицы прерывали свой полёт и останавливались на короткий отдых.

Петербуржцам Яковлев запомнился тем, что его первым административным актом стало изменение статуса руководителя города. Вместо европейской должности мэра в Петербурге появился евроазиатский административный пост губернатора. Фольклор отозвался прозвищем, надолго приклеившемуся к новому губернатору. Кроме прозвища «Яша», он получил второе имя: «Сантехник Яковлев». А когда в рамках подготовки к чемпионату мира по хоккею 2000 года на петербургских улицах развесили огромные постеры с изображением нового, только что построенного Ледового дворца и рогатого лося с клюшкой и подписью:

«Под контролем губернатора», Яковлеву присвоили новые прозвища: «Лось» и «Сохатый». Родился анекдот: «По шоссе мчится машина. Вдруг ни с того ни с сего врезается в березу. Подходит гаишник: „Что же ты… На прямой пустынной дороге… Выпил, что ли?..“ – „Да что ты! Просто увидел морду лося на щите. Рассмеялся… Вот руль и не удержал“».

Идеологическая и пропагандистская поддержка нового губернатора была организована так грубо, что за его успехи и достижения выдавались даже те проекты, осуществление которых начиналось задолго до его прихода к власти, или те, что финансировались и полностью реализовывались федеральными властями. В городском фольклоре этому явлению посвящены две расхожие строчки:

По мнению многих, Яковлев оказался весьма посредственным хозяйственником и вовсе никаким политиком. Достаточно сказать, что из десяти пунктов обязательств, выполнение которых обещал Яковлев избирателям к концу первого срока губернаторства, даже к концу второго выполнил только два. Но даже эта не особенно яркая политическая звезда Владимира Яковлева начала на глазах меркнуть с приходом на должность полномочного представителя Президента РФ по Северо-Западу Валентины Матвиенко.

Валентина Ивановна Матвиенко приехала в Северную столицу, когда христианский мир отмечал романтический праздник Святого Валентина, или День всех влюбленных, обмениваясь друг с другом дружескими и любовными записками – «валентинками». В народе считалось, что весь этот спектакль, направленный против губернатора Владимира Яковлева, был не то задуман, не то поддержан самим Президентом Российской Федерации Владимиром Путиным. В Москве родился анекдот, который с быстротой молнии распространился в обеих столицах: «Вова московский полюбил Вову петербургского и прислал ему валентинку». Мы не знаем, увидел ли в таком прозрачном намёке Владимир Яковлев крушение своей дальнейшей политической карьеры, но фольклор окончательно понял, что победа Матвиенко будет обеспечена, не зря же её в петербургском городском фольклоре окрестили: «Москвиенко». За ней стоял Кремль.

Всем стало ясно, что должность губернатора Петербурга Яковлев оставит. И произойдет это задолго до очередных выборов губернатора. Так это и сучилось. Ему позволили завершить мероприятия по празднованию 300-летия Петербурга, но едва отгремели последние залпы праздничного салюта, как объявили, что Яковлев подал заявление об отставке с поста губернатора. В тот же день ему предложили должность вице-премьера правительства РФ по жилищно-коммунальному хозяйству (ЖКХ). Поскольку должность эта в народе считалась заведомо провальной, то заговорили о том, что Яковлева просто «Послали в Ж… КХ».

Но мы забежали вперед. С окончанием войн и установлением дружественных отношений с Финляндией репрессии против финно-угорских народов не прекратились. И мало того, что продолжились, так они ещё и расширились, иезуитским образом распространившись на территорию независимой Финляндии. К тому времени в Финляндии проживало более 60 тысяч финнов, переселившихся туда из Ленинградской области. Нельзя забывать и того, что осенью 1941 года в результате наступления финской армии началось возвращение финского населения на освобожденные от Советского Союза земли Карельского перешейка. К лету 1942 года вернулось более полутора тысяч человек. Но в июле 1944 года им вновь пришлось узнать «почём фунт лиха». Практически все они были вынуждены вернуться в Финляндию.

Сразу после окончания войны к ним направили кремлёвских эмиссаров, в задачу которых входила агитация за возвращение бывших советских подданных в «братскую семью народов Советского Союза». Наивно поверивших в щедрые обещания агитаторов тут же, в Финляндии, грузили в товарные вагоны и отправляли, но не в родные места, а в отдаленные районы Сибири, Дальнего Востока и Казахстана. Как известно, история ничему не учит. Они повторили судьбу тысяч участников подавленного Кронштадтского восстания 1921 года, бежавших по льду Финского залива в Финляндию, которые так же поверили посулам Москвы о прощении и вернулись в Советский Союз, где тут же попали в концлагеря.

Советская власть нанесла жестокий и непоправимый удар по финскому поясу Петербурга. Многие финские судьбы были исковерканы. Одни финны подверглись чуть ли не насильственной ассимиляции – им менялись родовые имена и фамилии на русифицированные варианты. Других выслали в глубинные районы страны. Третьи тихо доживали отпущенные им нелегкой судьбой годы и незаметно вымирали. Анекдоты на эту тему горчат неистребимой безысходностью. «В Петербурге осталось всего два финна: фининспектор и Финкельштейн. И то впоследствии выяснилось, что это один человек, да и тот не финн». И второй анекдот, жестоко пародирующий объявления переводчиков с одного языка на другой: «Перевожу с немецкого и финского на… Волковское». На старинном «многонациональном» Волковском кладбище издавна существует лютеранский участок, где финны, исповедовавшие эту религию, находят последнее успокоение.