Василий Молодяков - Шарль Моррас и «Action française» против Германии: от кайзера до Гитлера

Шарль Моррас. Рисунок Л.-А. Моро. 1921 (Charles Maurras. 1868–1952. Paris, 1953)

12 января 1921 г. Палата отправила в отставку премьера Лейга, обвиненного в «раболепствовании» перед Лондоном по экономическим вопросам. Избранный президентом республики на смену Дешанелю, Мильеран поручил формирование кабинета мастеру компромиссов Бриану, занявшему пост в седьмой раз. В программном заявлении правительства говорилось: «У нас есть мирный договор с Германией, но еще нет мира, настоящего мира, единственного, который может быть прочным и длительным, – мира правосудия и морали, который закрепит основные права и обеспечит безопасность Франции. Мы обеспечим эту безопасность только разоружением Германии». «Германия побеждена, – добавил он, – но ни один ее завод и ни одна шахта не разрушены, производительные силы остались прежними, и даже условия валютного обмена, в которые ее поставило поражение, дают ей самые большие надежды на экономическую экспансию. Можно предвидеть ее быстрое восстановление. Мы далеки от мысли о том, чтобы мешать этому, – отметил премьер, – но процветание народа-агрессора после его поражения контрастирует с разорением народа-победителя. Такой вызов элементарной морали Франция принять не может» [194] Цит. по: Georges Suarez. Briand. Sa vie. – Son œuvre. Vol. V. Paris, 1941. P. 107–108. .

«В этом ленивом и безответственном политике [195] Ср. противоположную оценку со стороны советского публициста: «Один из умнейших и талантливейших представителей современного французского империализма» (КПП, 51). , в этом аморальном цинике и скептике Доде видел опасность для общества и смертельного врага французских интересов» (VNC, 73). В мемуарах он не жалел для Бриана – как для Кайо и Мальви – самых бранных слов, допустимых в печати. Теперь к оккупации Рура прибавилось требование отставки премьера и его замены на Пуанкаре, который по истечении президентского срока возглавил Репарационную комиссию. «Полумеры злят врага, но не смиряют. <���…> Лучшая предосторожность – оккупировать Рур. <���…> Единственный человек в республиканском лагере, способный сегодня навязать это Германии, – Пуанкаре» (DDR, 59). «Вы хотите заново начать войну?» – обычно парировал Бриан.

Не вдаваясь в детали международных конференций и парламентских дебатов, остановимся на важнейших событиях и ключевых фразах.

3 марта 1921 г. в Лондоне победители предъявили очередной ультиматум по репарациям. «Мы легко можем оккупировать все части Германии, какие захотим, – заявил днем позже Бенвиль. – Но если только для того, чтобы получить подпись под очередной бумагой, то не стоит. Военная прогулка, с которой мы вернемся с пустыми руками? Нет уж, спасибо!» (JBJ, II, 75). Не получив удовлетворительный ответ, «союзники» 7–8 марта заняли Дуйсбург, Дюссельдорф и Рурорт, а 13 марта установили таможенную границу по Рейну. Право на это давала статья 270 Версальского договора: Баррес предлагал использовать ее для экономического обособления левого берега в интересах Франции, затем для принуждения Германии к уплате репараций (GPR, 53, 95, 148). Эту мысль подхватил Бенвиль: «Если Германия не заплатит, экономическая и фискальная эксплуатация левого берега Рейна пойдет нам на пользу. <���…> У ее отказа есть хорошая сторона. Постараемся лишь извлечь из этого пользу» (JBJ, II, 77).

Под угрозой занятия всего Рурского бассейна Германия в мае 1921 г. согласилась с требованиями «союзников», но «когда поводы для оккупации были устранены, французская оккупация все же осталась» [196] Нитти Ф. Вырождение Европы. М. – Пг., 1923. С. 74. . «Германия не заплатит, и мы останемся», – записал Баррес слова Клемансо (GPR, 386). Оба хотели, чтобы Германия заплатила – и чтобы Франция осталась. Того же мнения придерживался Моррас: «Можно позволить ей (Германии. – В. М. ) работать достаточно для того, чтобы платить и жить, но не настолько, чтобы она стала опасной для нас» (ММТ, I, 284). С таким подходом обеспечить мир в Европе было затруднительно.

Бриан не был ни «предателем», ни «агентом бошей». Имея собственное понимание национальных интересов Франции и реалий момента, основанное на долгом политическом опыте, он делал ставку на демократические силы и рассчитывал видеть Веймарскую республику мирным младшим партнером в европейском «концерте», не допуская ее чрезмерного сближения с Лондоном (посол в Берлине лорд д'Абернон, прозванный «лордом-протектором», считался ментором германского правительства [197] Suarez G. Briand. Vol. V. P. 129–131. ) и тем более с Москвой. Вынужденный считаться с Великобританией, экономические и политические позиции которой после войны укрепились, Бриан стремился сохранить то немногое, что осталось от согласия между Лондоном и Парижем. Моррас, Доде, Бенвиль, Баррес не верили в сотрудничество Франции с единой Германией, поскольку та остается «прусской», а ее социалисты – такие же пангерманисты, как Стиннес и другие магнаты, и действуют с ними заодно.

После очередной поездки Бриана в Лондон в мае 1921 г. Моррас призвал действовать без оглядки на «союзников», коль скоро те не могут и не хотят гарантировать безопасность Франции. «Сейчас мы достаточно сильны, чтобы выступить в одиночку. Но в нынешней ситуации эта сила с течением времени будет убывать. Применив, показав сегодня нашу силу и политический дух, мы можем создать в Европе структуру, к которой присоединятся наши колеблющиеся друзья». «Нуждаемся ли мы в Англии? – добавил он. – Да, как и она в нас» (ММТ, I, 260). «Первое, что необходимо нам, – подхватил Бенвиль, – это не безопасность, о которой говорится в официальных речах. Это свобода действий, без которой мы не обретем безопасность» (JBJ, II, 111).

Несмотря на эти аргументы и призывы, депутаты раз за разом голосовали за доверие кабинету, располагавшему устойчивым большинством. Доде назвал Палату «недальновидной, хотя и патриотичной», но Моррас критиковал уже не правительство и президента, а весь Национальный блок и депутатский корпус: «Есть нечто более презренное, чем Бриан: это сама Палата». Досталось даже «нашему дорогому Барресу» за «иллюзии в отношении Бриана, удивительные для столь опытного психолога» (Доде), «да раскроет он глаза на творящееся в Палате» (Моррас) (DDR, 77–81).

Баррес внял критике. Когда Бриан под влиянием Лондона заговорил о возможном снятии санкций против Германии, он – «вместе со всей Францией» – потребовал их сохранить и проводить «политику победителей» вместо «политики слабости» (GPR, 146, 161). Решение Бриана об отмене таможенной границы по Рейну Баррес оценил как «огромную ошибку», «бедствие» и «непостижимый шаг назад», сделанный «ради нашего подчинения английской политике» (GPR, 166–167, 171). Насмехаясь над аргументом, что граница «серьезно затрудняет жизнь Германии», Моррас назвал решение «маневром в пользу бошей» (ММТ, I, 284).