Василий Молодяков - Шарль Моррас и «Action française» против Германии: от кайзера до Гитлера

К Барресу прислушивались дома и за границей, но не всегда делали благоприятные выводы. «Во Франции слышны высказывания, которые вводят иностранцев в заблуждение насчет подлинных мыслей французов, – сетовал он в той же речи. – Мы также видим, как аргументы наших публицистов повторяют за границей и обращают против Франции» (GPR, 292). Виновный нашелся сразу: критики подкуплены немцами, поэтому надо сделать получение денег из-за границы издателями и редакторами уголовно наказуемым. Социалисты, включая будущего премьера Леона Блюма и будущего президента Венсана Ориоля, заволновались и потребовали объяснений. Почему они волновались, не знаю, но полагаю, что в то время у немцев не было денег на подкуп парижской прессы. Пуанкаре ответил, что «изучит вопрос», но тем и ограничился (GPR, 292–295).

Доде внес законопроект, который предусматривал: тюремное заключение с конфискацией имущества за политическую деятельность, финансируемую из-за границы; заключение или денежный штраф за получение финансирования без последующего ведения политической деятельности (LDA, 221–222), – но он даже не был рассмотрен. 25 января 1923 г. Баррес от имени Лиги патриотов призвал президента законодательно оформить меры против «усилий бывших врагов, которые не признают свое поражение». Мильеран ответил, что «будет слишком много чести для кучки путаников или преступников, добровольно исключивших себя из французского сообщества, считать их способными помешать нашему справедливому делу» (GPR, 299–302).

Лейтмотивом выступлений Морраса стали призывы действовать без оглядки на Лондон. Политика бывших союзников расходилась не только тактически, но и стратегически. В итоговой книге о французской дипломатии Боннэ писал:

«Англия не принимала всерьез опасения, которые внушало нам соседство Германии, а наши государственные мужи тщетно пытались побудить ее разделить их тревоги. Англия боялась только Францию, несмотря на объяснения и примирительные жесты, на которые мы не скупились. <���…> У Англии была лишь одна политика, которую она проводила с присущими ей упорством и ловкостью. Она заключалась в том, чтобы противостоять Франции и ослаблять ее любыми способами, будь то подрыв ее кредита, сокращение ее вооружений, лишение ее залогов и опорных пунктов в Германии. Она обращалась с вчерашним союзником как с завтрашним противником, одновременно поддерживая и возрождая Германию. Эта программа исправно выполнялась до 1933 г. и прихода Гитлера к власти. Тогда Англия резко прозрела, но было слишком поздно» (BQO, 53–54).

Этими словами Боннэ в 1961 г. подводил итоги, хотя о франко-британских трениях знал по личному опыту. Для Морраса они были новостями дня. «Финансисты, еврейство, консервативный дух, все объединились против нас во имя неизменных принципов британской политики, – писал он 4 сентября 1922 г. – Как всегда, этот блок заключил союз с демократическим духом, восстающим против наших сугубо военных притязаний на Рейн» (ММТ, II, 175).

Неделя месье Пуанкаре. Карикатура. 1923 (American Monthly. Vol. XV. № 8. October 1923)

Отметив у французского правительства «привычку ничего не делать, не повернувшись сначала в сторону Лондона и не спросив разрешения у хозяев» и «предубеждение, что без этого разрешения всё пропало – Антанта, союз, дружба, согласие», Моррас заметил, что «лондонские хозяева привыкли отвечать “нет” на наши самые почтительные просьбы по той простой причине, что наши действия, если мы предлагаем действовать, нарушают их комбинации или комбинации их друзей и протеже» (ММТ, II, 168). Публицист Луи Гитар назвал такую позицию «комплексом Делькассе» именно применительно к Пуанкаре [204] Louis Guitard. La petite histoire de la IIIe République. Souvenirs de Maurice Colrat. Paris, 1959. P. 94. .

Речи Пуанкаре становились всё грознее, но тем дело и ограничивалось. Дортен видел в этом «почти физическую неспособность перейти по собственной инициативе к решительным действиям и продолжать их до последнего дыхания» (DTR, 248). «Он еще раз заявил о решимости действовать, – подбадривал Моррас премьера. – Невозможно ему не верить. Мы верим. Чего он ждет?». «Уже слишком много злых языков спрашивают, чем политика Пуанкаре отличается от политики Бриана, – добавил он. – Первый всё угрожал перед тем, как во всем уступить. Второй меньше уступает и меньше угрожает, но не идет вперед и ничего не делает. Ну и когда?» (ММТ, II, 177–178).

Каплей, переполнившей чашу терпения националистов, стала реплика германского канцлера Вильгельма Куно: «Возможно, оккупация Рура входит в планы Елисейского дворца, но за два года наши уши привыкли к подобным речам» (ММТ, II, 187). Возмущенный Моррас процитировал эти слова 11 декабря. Через четыре дня в Палате депутатов Доде потребовал «оккупации и эксплуатации Рура», невзирая на возможные риски. Самым большим риском, заявил он, является бездействие, добавив, что «бояться в Германии следует не революции, а возрождения германского империализма» (LDD, 287–292).

«Французская душа пуста, как репарационная касса, потому что никто не позаботился об их наполнении», – саркастически проводил Тардьё 1922 год, «который ничего не создал, ничего не исправил, ничего не подготовил» [205] Цит. по: Junot M. André Tardieu, le mirobolant. P. 186. . Пуанкаре понимал, что «бош» не заплатит, но, как и многие политики, считал угрозу оккупации более действенной, чем сама оккупация. Его беспокоила позиция Лондона – и не зря. Через 26 лет Валла записал рассказ Морраса:

«На Рождество 1922 г. португальская королева Амелия и ее брат герцог Орлеанский были на чае у короля Георга V, где собрались только венценосцы, нынешние или бывшие. Обратившись к ним, Георг сказал: “Вы, французы, хотите оккупировать Рур, но мы будем противостоять этому всеми силами и, если надо, поднимем курс фунта до ста франков”. Королева Амелия сразу предупредила меня об этих враждебных намерениях, чтобы я сообщил правительству. Я написал Пуанкаре, что у меня есть для него важное сообщение. Запиской он попросил немедленно связаться со своим генеральным секретарем Перетти делла Рокка, который позже стал послом [206] Директор Политического департамента МИД Эмманюэль Перетти де ла Рокка. . Высокий чин выслушал меня с улыбкой, доказывавшей, что агенты Кэ д'Орсэ не заметили у наших союзников никаких тревожащих настроений. Пуанкаре живо поблагодарил меня. Через несколько дней он оккупировал Рур» (MNE, 178).

В первый день 1923 г., накануне переговоров с англичанами, L'AF поместила на первой полосе статью Доде «Рурский залог». Заявив, что «политический вопрос, стоящий перед Францией», из «вопроса согласия» превратился в «вопрос энергии и воли», автор потребовал «взять за горло и за кошелек германских магнатов, подлинных королей демократии и реванша». Он призвал Пуанкаре игнорировать «союзников» и оппозицию – «подтвердить делом, а не только речами, независимость французской политики», пользуясь поддержкой парламентского большинства. «Если у него не хватает духа, пусть передаст дело в наши руки», – заключил «королевский прокурор».