Джаред Даймонд - Кризис

Наша следующая фундаментальная проблема – это неравенство. Давайте узнаем, что сами американцы думают об американском равенстве (неравенстве), обсудим, как правильно его оценивать, и определим, какое место США занимают в рейтинге равенства и в экономической мобильности по сравнению с другими крупными демократиями. А если обнаружится, что неравенство велико – что отсюда следует? То есть если окажется, что многие американцы действительно бедны и обречены оставаться бедными, это, конечно, очень печально для них самих, но насколько это плохо для богатых американцев и для США в целом?

Когда нас спрашивают о равенстве и неравенстве в США, мы, американцы, скорее всего, ответим, что равенство является базовой американской ценностью, о чем говорится во втором пункте нашей Декларации независимости 1776 года: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными». Обратите внимание, однако, что в Декларации не утверждается, будто все мужчины (а ныне и женщины) на самом деле равны или заслуживают того, чтобы иметь равные доходы. Вместо этого просто указано, что все люди наделены от рождения определенными неотъемлемыми правами. Но даже это скромное утверждение было вызовом мировым стандартам той эпохи, когда дворяне, крестьяне и духовенство в европейских странах различались по юридическим правам и судили их, если возникал такой случай, разные суды. Потому Декларация независимости действительно закрепляла равенство перед законом как базовую ценность США – по крайней мере, в теории. Но что можно сказать об экономическом равенстве в Америке?

Экономическое равенство (неравенство) внутри страны может измеряться несколькими способами. Например, что именно мы сравниваем применительно к доходам – общий валовый доход без вычета налогов или скорректированный доход после налоговых вычетов и за минусом платежей в систему социального обеспечения? Или сравниваются уровни богатства или совокупные активы? Индивидуальные различия в каждом количественном показателе, в свою очередь, могут измеряться различными способами – например, может выводиться так называемый коэффициент Джини [96] Статистический показатель степени расслоения общества по какому-либо признаку (назван в честь итальянского социолога К. Джини, который предложил такую модель расчетов в 1912 г.). , еще, сопоставляя доходы богатейших (1 %) людей страны с доходом беднейшего 1 %, вычисляется процент общего национального дохода, принадлежащий самым богатым гражданам; либо высчитывается процент миллиардеров среди населения страны.

Давайте ограничим наше сравнение крупными демократиями, чтобы не проводить аналогий между, так сказать, яблоками и апельсинами, то есть не сравнивать демократии с диктатурами наподобие той, что существует в Экваториальной Гвинее, где один человек (президент) владеет большей частью национального дохода и национального богатства. Среди крупных демократий имеются различия в отношении того, какая именно страна признается наиболее равной по возможностям граждан, и эти различия определяются способом оценки равенства. Тем не менее, что касается неравенства в крупных демократиях, тут все методы и величины дают одинаковый результат: лидером в неравенстве среди крупных демократий оказываются США. Так было долгое время, а сегодня наше неравенство возрастает.

Некоторые признаки нарастающего американского экономического неравенства ныне часто упоминаются и сделались, можно сказать, общеизвестными. Например, доля нескорректированного национального дохода 1 % самых богатых американцев выросла с менее чем 10 % в 1970-х годах до более чем 25 % сегодня. Неравенство увеличивается даже среди богатых американцев: богатейшие 1 % американцев увеличили свои доходы пропорционально намного больше, чем самые богатые 5 %; а богатейшие 0,1 % пропорционально «прибавили» больше, чем самые богатые 1 %; трое самых богатых людей Америки (в настоящее время Джефф Безос, Билл Гейтс и Уоррен Баффет) владеют чистыми активами на сумму, равную совокупному собственному капиталу 130 миллионов беднейших американцев. Процент миллиардеров среди нашего населения в два раза больше, чем в следующей по их количеству стране (Канада и Германии) и в семь раз выше, чем в большинстве других крупных демократий. Средний доход американского генерального директора, который уже в 40 раз превышал доход среднего работника в той же компании в 1980 году, теперь больше в несколько сотен раз. И наоборот, хотя экономическое положение богатых американцев лучше, чем у их «коллег» в других крупных демократиях, экономическое положение бедных американцев хуже по сравнению с другими крупными демократиями.

Этот растущий перекос между богатыми и бедными американцами обусловлен сочетанием политики американского правительства и американским образом мышления. Что касается политики правительства, то «перераспределение доходов», то есть государственная политика, которая должна перенаправлять средства от богачей к более бедным людям, в США действует хуже, чем в других крупных демократиях. К примеру, ставки подоходного налога, социальные трансферты и прочие расходы (ваучеры и субсидии для людей с низким доходом) в США относительно невелики по сравнению с большинством других основных демократий. Отчасти объяснение этому кроется в убеждении, более распространенном в США, чем в других странах, что бедные люди бедны по собственной вине, что они могли бы разбогатеть, если бы работали усерднее, а вот государственная поддержка людей с низким доходом (например, посредством продовольственных талонов) провоцирует злоупотребления и приносит бедным неправедное богатство (речь о так называемых «королевах велфера» [97] Это уничижительное обозначение вошло в политический лексикон Америки в 1970-х годах: «королевами велфера» именовали женщин, которые с помощью мошеннических уловок получали в форме социального пособия колоссальные доходы. Чаще всего так характеризовали и характеризуют чернокожих матерей-одиночек. Любопытно, что в советской прессе и политологических работах обычно говорилось о «королях», а вовсе не о «королевах». ). Отчасти же объяснением будут ограничение на регистрацию избирателей и возможность голосования наряду со стоимостью финансирования предвыборных кампаний, о чем говорилось выше. Эти факторы гарантируют непропорциональную долю политической власти богатым людям, потому что им проще, чем бедным, регистрироваться, голосовать и влиять на политиков.

Тесно связан с этим вопросом экономического неравенства, которое мы обсуждаем, вопрос о социально-экономической мобильности: насколько велика вероятность того, что отдельные американцы смогут преодолеть экономическое неравенство, что бедные американцы смогут разбогатеть? Американцы чаще, чем граждане других стран, считают свою страну меритократией, системой, в которой люди удостаиваются наград за свои индивидуальные способности. Это убеждение отражает расхожая фраза «from rags to riches» («из грязи в князи»): мы верим, что бедный иммигрант, который приезжает в Америку в лохмотьях, может стать богатым благодаря упорному труду. Таково наше кредо, верно?