Джаред Даймонд - Кризис

Поскольку индонезийские расправы совершались далеко не так тщательно и задокументированно, как расправы нацистов с узниками концентрационных лагерей во Вторую мировую войну, налицо значительные расхождения в оценке количества жертв террора. Максимальная оценка – около 2 миллионов человек, но гораздо чаще приводится современная оценка в полмиллиона жертв, которую вывел один из членов назначенной президентом Сукарно комиссии по расследованию. Технология убийства в Индонезии была намного проще, чем у нацистов: жертв убивали друг за другом, мачете и иным ручным оружием, или душили; не было и речи об уничтожении сотен людей одновременно в газовых камерах. Утилизировали тела тоже как придется, специально построенные большие печи не использовали. Тем не менее, события в Индонезии в 1965 и 1966 годах до сих пор считаются одним из вопиющих случаев массового убийства людей после Второй мировой войны.

Распространенное заблуждение гласит, будто жертвами становились исключительно или преимущественно индонезийские китайцы. Нет, большинство жертв были обыкновенными индонезийцами, расправлялись с явными и мнимыми коммунистами и их семьями, а не конкретно с китайцами. Другое заблуждение гласит, что эти убийства стали спонтанным взрывом народного негодования со стороны эмоционально неустойчивых и умственно незрелых людей, склонных к «амоку» (это малайское слово характеризует людей, сошедших с ума и пустившихся убивать). Лично мне неведомы какие-либо доказательства того, что индонезийцы как народ эмоционально неустойчивы и склонны к убийствам. Это индонезийские военные спланировали и осуществили расправы, чтобы защитить свои интересы, а пропагандистская кампания убедила многих индонезийцев в том, что нужно убивать соседей, чтобы защитить себя от «коммунистов». Военные действовали жестоко, но отнюдь не иррационально: они стремились уничтожить своих сильнейших противников – и им это удалось.

Ситуация на конец октября 1965 года была следующей: Сухарто располагал лояльностью некоторых, но не всех военных командиров, а Сукарно оставался пожизненным президентом, его все еще уважали как отца-основателя Индонезии, он был по-прежнему популярен среди офицеров и солдат и обладал изрядным политическим опытом. Сухарто не мог просто отодвинуть, так сказать, Сукарно (вообразите, что какой-то амбициозный американский генерал решил сместить Джорджа Вашингтона в разгар второго президентского срока нашего любимого отца нации).

Сухарто ранее считался просто умелым военачальником – и не более того. Но теперь он начал демонстрировать политические навыки, превосходя даже Сукарно. Он постепенно завоевывал поддержку других военачальников, менял офицеров и чиновников, сочувствующих PKI, на тех, кто был ему предан, и два с половиной года продолжал медленно и осторожно оттеснять Сукарно от власти, притворяясь, что действует от имени президента. В марте 1966 года Сукарно был вынужден подписать письмо о передаче полномочий Сухарто; в марте 1967 года Сухарто стал исполняющим обязанности президента, а в марте 1968-го он сменил Сукарно на посту президента – и оставался у власти еще 30 лет.

В отличие от Сукарно, Сухарто не проводил антиколониальную политику и не покушался на территориальные приобретения за пределами Индонезийского архипелага. Вместо того он сосредоточился на «домашних» индонезийских проблемам. В частности, Сухарто покончил с затеянной Сукарно вооруженной «конфронтацией» с Малайзией из-за Борнео, восстановил членство страны в Организации Объединенных Наций, отказался от диктовавшегося идеологией Сукарно сближения с коммунистическим Китаем и стал ориентироваться больше на Запад – по экономическим и стратегическим причинам.

Сам Сухарто не имел университетского образования и не понимал сути экономической теории. Вместо этого он передал индонезийскую «официальную» экономику (в отличие от неофициальной, о которой ниже) в руки высококвалифицированных местных, многие из которых получили ученые степени в Калифорнийском университете в Беркли. Так родилось прозвище «мафия из Беркли». При Сукарно экономика Индонезии обросла дефицитом, что обернулось ростом государственного долга и высокой инфляцией. Подобно «чикагским мальчикам» генерала Пиночета в Чили, «мафиози» Сухарто запустили экономические реформы, балансируя бюджет, сокращая субсидии, принимая ориентацию на рынок и сокращая государственный долг и инфляцию. Воспользовавшись тем, что Сухарто отказался от левой по идеологии политики Сукарно, «мафиози из Беркли» стали привлекать иностранные инвестиции и американскую и европейскую помощь в разработке природных ресурсов Индонезии, особенно нефти и минералов.

Другим же органом экономического планирования в Индонезии выступала армия. Сухарто заявил: «Вооруженные силы проявляют большой интерес к процессу модернизации государства и общества и хотят играть значимую роль в этом процессе… Если армия остается равнодушной к проблемам консолидации нового порядка, она утрачивает свою исконную роль и не прислушивается к ходу истории… У военных две функции, это вооруженный инструмент государства и функциональная группа для осуществления целей революции». Вообразите, что американский генерал становится президентом и произносит такие слова об армии США! Получилось, что индонезийские военные фактически создали параллельное правительство с параллельным бюджетом, приблизительно равным официальному государственному бюджету. При Сухарто армейские офицеры составляли больше половины мэров, администраторов и губернаторов провинций Индонезии. Местные офицеры имели право арестовывать и задерживать на неопределенный срок любого, кого подозревали в действиях, «наносящих ущерб национальной безопасности».

Офицеры основывали бизнесы и практиковали коррупцию и вымогательство в широчайших масштабах, дабы финансировать армию – и, конечно, набивать собственные карманы. Сам Сухарто не вел демонстративно пышный образ жизни, но его жена и дети прославились своим беспутством. Не вкладывая личные средства, его дети создавали бизнесы, приносившие богатство. Когда его семью обвинили в коррупции, Сухарто разгневался и заявил, что это богатство есть следствие отменных деловых навыков. Индонезийцы дали жене Сухарто (ибу Тянь – мадам Тянь) говорящее прозвище «мадам десять процентов», потому что она, как говорили, забирала себе 10 % от стоимости государственных контрактов. К концу правления Сухарто Индонезия вошла в число самых коррумпированных стран мира.

Коррупция проникла во все области жизни индонезийцев. Например, когда я работал в Индонезии на международную экологическую организацию «Всемирный фонд дикой природы» (WWF), мой друг-индонезиец, также работавший на WWF, показал как-то на директора местного отделения и шепнул, что его зовут «Мистер Коррупция»: поскольку он коррумпирован, что называется, до крайне степени, а яхта, которую зарубежные спонсоры WWF приобрели для этого отделения организации, очутилась в личной собственности Мистера Коррупция. Еще один пример неправительственной коррупции: работа в Индонезии часто подразумевала, что мне приходилось летать с тяжелым багажом, за который взимали плату за перевес сверх норматива. Я вполне привык к тому, что всякий раз, когда я регистрировался у стойки внутреннего аэропорта Индонезии, сотрудник авиакомпании выходил ко мне и просил оплатить лишний багаж наличными ему в карман, а не в пользу авиакомпании.